Франц габриэль александр. Александер Франц — Психосоматическая медицина. Принципы и практическое применение. Психосоматика: Как это работает

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Негосударственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«Московский институт физической культуры и спорта»

Курсовая работа

по дисциплине: «Общая психология»

на тему: «Франц Александер. Психосоматическая медицина»

Введение

Имя Франца Александера, американского психоаналитика венгерского происхождения, хорошо известно во всем мире. Он признан одним из основателей психосоматической медицины (психосоматики). Тем не менее до сих пор ни одна из работ Александера, за исключением написанной вместе с Шелтоном Селесником книги об истории медицины, на русском языке не выходила. Объясняется это психоаналитическим фундаментом его подхода к анализу причин болезней и их лечению, который в советское время выглядел особенно неприемлемым в психосоматике - дисциплине, напрямую соприкасающейся с идеологически опасной проблемой связи души и тела. Лишь сейчас русскоязычный читатель получает возможность оценить строгую логику и глубину идей этого классического руководства.

Александер, Франц Габриэль. Краткая биография

Александер, Франц Габриэль 22 января 1891 г. (Бухарест) - 8 марта 1964 г. (Палм Спрингс, США). Отец Франца Г. Александера был профессором философии. Все три сестры Франца были старше его. После завершения изучения медицины в Гёттингене Александер с 1913 г. работает в Институте гигиены Будапешта, в 1914 г. он призывается на военную медицинскую службу, под конец работая в бактериологическом полевом госпитале, лечащем малярию. Потом Александер работает в психиатрической клинике Будапештского университета. Александера всё больше начинают притягивать взгляды Фрейда. В 1919 г. он едет в Берлин, становясь первым студентом Берлинского Психоаналитического института. Обучающий анализ Александер проходит у Ханнса Закса. Сначала Александер становится ассистентом института, а с 1921 г. - членом.

Решение стать психоаналитиком далось Александеру нелегко, ведь он был сильно привязан к отцу, а во время обучения в Гёттингене познакомился с Хусерлем и Хайдеггером. Время, проведённое в Берлине, было для Александера очень продуктивным. Были изданы работы: "Метапсихологический способ зрения" (1921), "Кастрационный комплекс и характер; исследование преходящих симптомов", за последнюю Александер первым получил учреждённую Фрейдом премию. В 1926 г. вышла первая книга Александера, составленная из его лекций в Берлинском Психоаналитическом институте: "Психоанализ целостной личности. Девять лекций о применении фрейдовской теории сферы Я к учению о неврозах". Потом интерес Александера обратился к применению психоанализа в криминологии. В 1929 г. вместе с Хуго Штауб он публикует работу "Преступник и его судья". Подзаголовок книги носит провоцирующее название: "Психоаналитический подход к миру уголовных законов".

Ещё работая в Берлине Александер сильно заинтересовался терапевтическим применением психоанализа. На Зальцбургском конгрессе (1924) Александер сделал доклад "Метапсихологическое изображение лечебного процесса". Несмотря на представленную в нём врачебно-терапевтическую позицию, в дискуссиях 1927 г. о дилетантском анализе он скорее разделял традиционный подход.

В 1929 г. Александер по приглашению университета Чикаго переезжает в США, становясь профессором психоанализа на медицинском факультете. Но ему противостояли врачи факультета. До того как переехать в Бостон, Александеру всё же удалось создать Chicago Psychoanalytic Society. В Бостоне Александер издаёт книгу The Roots of Crime, а также становится директором только что созданного института психоанализа, независимого от Чикагского психоаналитического общества. Большая поддержка была оказана рокфеллеровским фондом. В течении 24 лет Александер был директором института, уделяя главное внимание психосоматическим исследованиям.

Целью Александера было создание краткосрочной терапии, чтобы сократить время психоаналитического лечения. В 1949 г. появился труд Александера Psychoanalytic Therapy, в котором Александер попытался провести в психоаналитическую терапию принцип гибкости, корректирующий эмоциональный опыт и "планирование" психотерапии. Александер встретил мощнейшее неприятие со стороны американских психоаналитиков и разочарованный тем, что большинство членов его института не захотели отказываться от членства в American Psychoanalytic Association, покидает Чикаго, чтобы создать и возглавить в Лос-Анджелесе психиатрическое отделение в Mt. Sinai-Hospital.

Незадолго до смерти Александера в университете South California была создана кафедра Franz Alexander Chair in Psychophysiology and Psychosomatic Medicine. Первым заведующим кафедры был сам Александер. В последней книге, написанной Александером, ещё раз проявилась его интеллектуальная широта; хотя многие психоаналитики считали, что он чрезмерно расширил границы психоанализа, что его психоанализ слишком сильно переходит к психотерапию, центрированную на болезни. И тем не менее невозможно отрицать огромное влияние Александера в течении более тридцати лет на американскую психиатрию и психоанализ. Александер является одной из наиболее значительных фигур американского психоанализа. Особенно хорошо вписались в американскую психоаналитическую традицию тенденция Александера включать психоанализ в университет и предпочтение медицинского аспекта психоанализа.

«Психосоматическая медицина» Александера Франца

На "Психосоматической медицине" Франца Александера лежит отпечаток личности его автора - профессионала и в психоанализе, и в медицине. В 1919 году, уже получив медицинское образование, он стал одним из первых студентов Берлинского психоаналитического института. Его первая книга, "Psychoanalyse der Gesamtpersoenlichkeit" (1927), развивавшая теорию Сверх-Я, удостоилась похвалы Фрейда. В 1932 году он участвовал в основании Чикагского психоаналитического института и стал его первым директором. Будучи харизматическим лидером, он привлек в Чикаго многих европейских психоаналитиков, в том числе Карен Хорни, которая получила должность помощника директора Института. Разделяя большинство положений Фрейда, Александер, тем не менее, критически относился к теории либидо и проявлял большую самостоятельность в разработке собственных концепций, а также поддерживал неортодоксальные идеи других психоаналитиков. В целом его позицию характеризуют как промежуточную между ортодоксальным фрейдизмом и неофрейдизмом. В истории психоанализа Александер выделяется особенным уважением к научному подходу и точным методам, и именно поэтому Чикагский психоаналитический институт, которым он бессменно руководил вплоть до 1956 года, был центром проведения многочисленных научных исследований роли эмоциональных расстройств при разнообразных заболеваниях. Хотя психосоматическое направление стало формироваться в медицине задолго до Александера, именно его работы сыграли решающую роль в признании эмоционального напряжения значимым фактором возникновения и развития соматических заболеваний.

Формирование психосоматики в 30-е годы ХХ века как самостоятельной научной дисциплины не было простым следствием вторжения психоанализа в соматическую медицину в процессе расширения сферы своего влияния, подобно тому, как он проник, например, в культурологию. Появление психосоматической медицины было предопределено, во-первых, нарастающим недовольством механистическим подходом, рассматривающим человека как простую сумму клеток и органов, и во-вторых, конвергенцией двух концепций, существовавших на протяжении всей истории медицины, - холистической и психогенной. Книга Александера обобщила опыт бурного развития психосоматики в первой половине ХХ века, и наиболее интересным в ней, несомненно, является концентрированное изложение методологии нового подхода к пониманию и лечению болезней.

Основой этой методологии, проходящей через всю книгу, является равноправное и "скоординированное использование соматических, то есть физиологических, анатомических, фармакологических, хирургических и диетических, методов и концепций, с одной стороны, и психологических методов и концепций - с другой", в котором Александер видит суть психосоматического подхода. Если сейчас область компетенции психосоматической медицины чаще всего ограничивают влиянием психологических факторов на возникновение и развитие непсихических заболеваний, то есть линией, идущей от психогенной концепции, то Александер был сторонником более широкого подхода, идущего от холистической концепции. Согласно этому подходу, психическое и соматическое в человеке неразрывно связаны друг с другом, и понимание причин болезней невозможно без совместного анализа этих двух уровней. Хотя холистический подход в настоящее время и не отвергается напрямую, он часто уходит из поля зрения как исследователей, так и врачей - вероятно, из-за сложности следования его методологии, требующей не только хорошего знания как психики, так и соматики, но и понимания их взаимосвязанного функционирования. Последнее трудно поддается формализации, необходимой в научном исследовании и в клинической практике, и легко ускользает из сферы научного анализа, особенно в условиях продолжающейся дифференциации и специализации отраслей медицины. В связи с этим значение книги Александера, в которой холистическая психосоматическая методология не только сформулирована и обоснована, но и проиллюстрирована многочисленными примерами ее конкретного применения, в наши дни, пожалуй, лишь возросло.

Предшественники и современники Александера описали множество различного рода корреляций между эмоциональной сферой и соматической патологией. Наиболее глубоко разработанной в этой области была теория специфических типов личности Фландерс Данбар. Эта исследовательница показала, что психологический портрет ("личностный профиль"), например больных, страдающих ишемической болезнью сердца, и больных, склонных к частым переломам и другим травмам, коренным образом различается. Однако, как и в любой другой области научного знания, статистическая корреляция дает лишь начальный материал для исследования механизмов явления. Александер, с большим уважением относящийся к Данбар и часто цитирующий ее работы, обращает внимание читателя на то, что корреляция между характером и предрасположенностью к заболеваниям совсем не обязательно раскрывает реальную цепь причинных связей. В частности, между характером и предрасположенностью к определенному заболеванию может находиться промежуточное звено - специфический образ жизни, к которому склонны люди с определенным характером: так, если они почему-либо склонны к профессиям с высоким уровнем ответственности, непосредственной причиной заболевания могут стать профессиональные стрессы, а не сами по себе свойства характера. Более того, психоаналитическое исследование может выявить один и тот же эмоциональный конфликт под покровом внешне совершенно различных типов личности, и именно этот конфликт, с точки зрения Александера, будет определять болезнь, к которой наиболее склонен индивид: например, "характерный эмоциональный паттерн астматика можно выявить у лиц с совершенно противоположными типами личности, защищающих себя от страха отделения с помощью различных эмоциональных механизмов". Таким образом, благодаря опоре на психоаналитический метод Александер не останавливается на обсуждении статистических корреляций между внешними показателями психического и соматического функционирования, имеющих весьма ограниченную ценность в отношении основной задачи - лечения больного, и идет значительно дальше, пытаясь - хотя и не всегда успешно - выявить глубинные механизмы патологии.

Теоретический фундамент данного руководства составляет главным образом теория психосоматической специфичности, или специфических конфликтов - наиболее известная концепция Александера. Согласно ей, тип соматического заболевания определяется типом неосознаваемого эмоционального конфликта. Александер исходит из того, что "каждой эмоциональной ситуации соответствует специфический синдром физических изменений, психосоматических реакций, такой, как смех, плач, покраснение, изменения в сердечном ритме, дыхании, и т.д.", и, более того, "эмоциональные воздействия могут стимулировать или подавлять работу любого органа". Психоаналитическое исследование выявляет у многих людей сохраняющееся в течение долгого времени неосознаваемое эмоциональное напряжение. Можно предположить, что в подобных случаях на протяжении длительного времени будут сохраняться и изменения в работе физиологических систем, приводя к нарушению их нормальной работы и в конечном итоге провоцируя развитие болезни. Причем, поскольку при различных психических состояниях наблюдаются различные физиологические сдвиги, то и результатом различных длительно сохраняющихся бессознательных эмоциональных состояний будут разные патологические процессы: повышенное кровяное давление - следствием подавленного гнева, дисфункции желудочно-кишечного тракта - следствием фрустрации зависимых наклонностей и т.д. Стремясь быть объективным исследователем, Александер признавал, что ключевые положения его теории требуют дополнительной проверки и обоснования. К сожалению, четкого экспериментального подтверждения теория специфических конфликтов так и не получила, в том числе в специально посвященных этому многочисленных исследованиях возглавлявшегося Александером института. Впрочем, она не была и опровергнута. Ее продолжают считать одной из ведущих психосоматических теорий.

Особенностью подхода Александера был упор на бессознательное эмоциональное напряжение, которое, с психоаналитической точки зрения, более патогенно, поскольку не может найти выход в сознательных действиях. Этим его подход отличается от непсихоаналитических, в том числе преобладавших в советской, да и преобладающих в современной российской медицине, в которых анализируется влияние лишь осознаваемых психических процессов, доступных непосредственному наблюдению и описанию. В другой плоскости противоположность подходу Александера представляет неспецифическая концепция. Согласно ей, возникновение и развитие патологии вызывается длительными состояниями стресса, однако конкретная форма патологических изменений зависит не от типа стресса, а от того, какие органы или системы у данного индивидуума более уязвимы. Критикуя специфическую концепцию, сторонники неспецифической концепции особо подчеркивают отсутствие полной корреляции между спецификой психосоматического заболевания и личностью больного. По-видимому, антагонизма между всеми этими концепциями нет: одни случаи могут больше соответствовать одной из них, другие - другой. Как уже отмечалось выше, неполное соответствие между заболеванием и внешними характеристиками личности легко объяснимо, если во внимание принимаются неосознаваемые конфликты, как это и предлагал Александер. Однако он отнюдь не делал фетиш из психических влияний, признавая большую роль соматических факторов. В частности, он отмечал, что типичные эмоциональные констелляции, характерные для определенной соматической болезни (например, язвы), можно встретить и у человека, у которого эта болезнь не развивается, из чего делал вывод, что наличие или отсутствие болезни зависит не только от эмоциональных, но также и от соматических факторов, еще недостаточно выявленных. Он оказался прав - в последние десятилетия убедительно показана важная роль не зависимых от психики генетических факторов в определении индивидуальной уязвимости физиологических систем.

Больше всего места в книге отдано применению психосоматического подхода и теории специфических конфликтов к конкретным болезням. Хотя Александер, исходя из холистического подхода, был против выделения отдельной группы психосоматических расстройств (в любом соматическом заболевании можно найти и соматические, и психические факторы!), круг рассматриваемых им болезней почти в точности совпадает с тем, что сейчас принято относить в эту группу На солидном клиническом материале, включающем собственные наблюдения, данные, полученные сотрудниками Чикагского психоаналитического института, и многочисленные данные других исследователей, он выстраивает для каждого заболевания хорошо продуманную схему психосоматического генеза. Приводимые истории болезней прекрасно иллюстрируют пути применения психоаналитического метода для выявления лежащих в основе расстройств скрытых эмоциональных конфликтов и лечения этих конфликтов, а в итоге - болезни в целом.

Излишний оптимизм и уверенность в своем подходе, похоже, подвели Александера - он часто без достаточных оснований считал уже достаточно хорошо понятыми механизмы заболеваний, в действительности мало проясненные и к настоящему времени. Из-за этого главы, посвященные конкретным заболеваниям, выглядят, несмотря на постоянную опору на клинический материал, несколько легковесными и проигрывают теоретической части в убедительности. Так, связь психогенного запора с анально-садистскими наклонностями, хотя и не вызовет сомнений у многих психоаналитически ориентированных специалистов, остальным вряд ли покажется доказанной в полной мере. Широко известная гипотеза Александера о роли подавленного гнева в формировании хронически повышенного кровяного давления в целом очень убедительна, однако даже она не имеет однозначного экспериментального подтверждения, и многие вопросы, связанные с ней, до сих пор не прояснены. С другими психосоматическими гипотезами дело обстоит отнюдь не лучше: хотя периодически сообщается о клинических данных, свидетельствующих в пользу той или иной из них, окончательные выводы делать все еще рано. Наконец, эффективность психоаналитического лечения психосоматических расстройств, по-видимому, преувеличивалась: по утверждениям современных специалистов, многие из психосоматических больных попросту не способны адекватно выражать свои эмоции, и поэтому классические психоаналитические техники зачастую не улучшают их состояние.

В то же время не стоит упускать из виду, что эти изъяны в книге Александера - следствие чрезвычайной сложности и слабой разработанности предмета. И понимание этого предмета за последние полвека, увы, продвинулось очень недалеко. Одна из причин этого заключается в том, что в большинстве исследований в области психосоматики необоснованно игнорируются методологические принципы, разработанные Александером. Это проявляется либо в сосредоточении только на одной стороне, соматической или психической, либо в ограничении анализа расчетом корреляций соматических и психологических показателей, на основе которых делаются лишь самые поверхностные заключения о причинных связях. Проведение масштабных "корреляционных" исследований сейчас - задача, доступная широкому кругу специалистов: имея данные клинических обследований пациентов, нужно лишь дополнить их "психологией" - подключить психологические "профили" личности, прорисованные одним из психометрических тестов, и затем рассчитать, как они связаны друг с другом. Психометрических тестов сейчас великое множество, методов статистического анализа тоже, причем и те и другие легко воплощаются в компьютерных программах; в итоге производительность исследователя, в сравнении с временами Александера, чудовищно возрастает. Однако, если описания механизмов психосоматической патологии, предлагавшиеся Александером, были зачастую слишком умозрительными, то корреляционные исследования, выхватывая лишь отдельные штрихи в сложнейшей картине психосоматических взаимодействий, зачастую вообще ничего не проясняют. Результатом является крайне слабый прогресс в понимании психосоматической природы болезней.

Нельзя не отметить, что Александер явно принимал желаемое за действительное, считая, что "лабораторная эра медицины", для которой был характерно сведение цели медицинских исследований к выявлению "все новых и новых деталей базовых физиологических и патологических процессов", уже завершилась. И напротив, отмеченная им "тенденция втискивать все большее и большее число заболеваний в этиологическую схему инфекции, где связь между патогенной причиной и патологическим эффектом кажется сравнительно простой", похоже, вовсе не собирается ослабевать: все новые и новые гипотезы о том, что то или иное заболевание - язва желудка, рак и т.п. - вызывается некоторым патогенным микроорганизмом, научная и прочая общественность встречает с неподдельным интересом. Одна из причин продолжающегося процветания "лабораторного подхода" связана с тем, что понимание физиологии человека за последние полвека возросло не только количественно, но и качественно. Раскрытие множества деталей физиологических механизмов на клеточном и молекулярном уровне послужило основой новых успехов фармакологии, а огромные прибыли фармацевтических концернов в свою очередь стали мощным фактором, поддерживающим физиологические исследования; сложился замкнутый круг. Эта мощная система, раскручивающаяся по принципу положительной обратной связи, в значительной мере определяет современное лицо "лабораторной" медицины.

Любопытно, что роль физиологических механизмов стала признаваться ведущей даже в этиологии и патогенезе психических заболеваний. К этому привел огромный прогресс в раскрытии механизмов передачи информации между клетками мозга и связанные с ним успехи в фармакологической коррекции психических нарушений. Необходимость в более широком, системном понимании болезни при этом не отрицается, напротив, иногда она даже возводится в догму, однако реальная ориентация и исследований, и медицинского образования, и организации медицины способствует этому очень мало. В результате очень многие исследователи и врачи фактически руководствуются принципом редукционизма - сведения явлений высшего порядка к низшим. Вместо рассмотрения здорового и больного организма как психосоматического единства, в котором важны и клеточные механизмы, и межличностные отношения, в которые включен индивид, - подхода, обоснованного и подробно разработанного Александером, - узкие специалисты пытаются решить все вопросы, не выходя за пределы своего излюбленного физиологического уровня. В то же время под знаменем холистического подхода чаще всего выдвигаются совершенно дилетантские идеи, нелепые в теоретическом отношении и неэффективные на практике, не имеющие ничего общего с подлинно научным подходом автора этой книги. Таким образом, наступление психосоматической эры, вопреки ожиданиям Александера, все еще откладывается.

Читателя, не связанного с медициной и физиологией, необходимо предупредить о том, что многие "соматические" детали предлагавшихся Александером гипотетических механизмов патогенеза, несомненно, в той или иной степени устарели. Даже такое, казалось бы, несложное явление, как язвообразование, понимается сегодня совсем иначе, чем во времена Александера, и вместо одного заболевания теперь выделяют порядка трех десятков типов пептических язв, различающихся по физиологическим механизмам возникновения и развития патологического процесса. Очень многое стало известно про гормональную регуляцию физиологических процессов, про иммунные процессы (играющие, в частности, важную роль при артрите), а прогресс в понимании механизмов наследственности и вовсе колоссален - стоит хотя бы вспомнить, что носитель генетического кода был установлен уже после появления этой книги! Впрочем, наиболее ценным в книге являются не описания гипотетических механизмов конкретных заболеваний, хотя и они заключают множество тонких наблюдений и вполне бесспорных выводов, а открывающаяся за ними методология проникновения в психосоматическую природу болезней.

Психосоматика в современном понимании

Психосоматика - одна из отраслей клинической психологии. Использует синтез древних традиций в лечении телесных и душевных болезней и современных научных представлений в области медицины и психологии.

В современном понимании психосоматическая медицина рассматривается как метод лечения и наука о взаимоотношениях психических и соматических процессов, которые тесно связывают человека с окружающей средой.

То, что при определенных соматических заболеваниях, например, при бронхиальной астме, обнаруживается более или менее явная связь между внешними и внутренними конфликтами и появлением симптомов болезни, привело к определению их как психосоматических.

Психосоматика возникла в историко-медицинском аспекте как антитеза одностороннему органоцентрическому восприятию болезни, которое отрывает человека от окружающего мира. Психосоматика предполагает, что больного человека следует рассматривать как существо, живущее и действующее, со всеми его межчеловеческими отношениями и взаимодействиями с миром, с его культурными нормами и ценностями.

В современной психосоматике различают предрасположенность, разрешающие и задерживающие развитие болезни факторы. Предрасположенность - это врожденная, а при определенных условиях и приобретенная готовность, которая выливается в форму возможного органического или невротического заболевания. Толчком к развитию такого заболевания являются трудные жизненные ситуации. Если манифестируют невротические или соматические заболевания, то они развиваются по собственным законам, которые, однако, тесно связаны с факторами окружающей среды (значение способствующих болезни факторов, например, при хронических заболеваниях, стало известно лишь в последнее время). Констатация наличия психосоматического заболевания не приводит к отрицанию основного диагноза. Если сегодня говорят о психосоматическом биопсихосоциальном заболевании, то это лишь указывает на связь: предрасположенность - личность - ситуация.

медицина психосоматический александер

Психосоматические нарушения

Психосоматические нарушения можно разделить на следующие большие группы:

1.Конверсионные симптомы.

Невротический конфликт получает вторичный соматический ответ и переработку. Симптом имеет символический характер, демонстрация симптомов может пониматься как попытка решения конфликта. Конверсионные проявления затрагивают в большей части произвольную моторику и органы чувств. Примерами являются истерические параличи, парестезии, психогенная слепота и глухота, рвота, болевые феномены.

2.Функциональные синдромы.

В этой группе находится преобладающая часть "проблемных пациентов", которые приходят на прием с пестрой картиной часто неопределенных жалоб, которые могут затрагивать сердечно-сосудистую систему, желудочно-кишечный тракт, двигательный аппарат, органы дыхания или мочеполовую систему. Беспомощность врача относительно этой симптоматики отражается среди прочего в многообразии понятий, которыми обозначаются эти жалобы. Речь идет о функциональных нарушениях отдельных органов или органных систем, какие-либо тканевые изменения, как правило, не обнаруживаются. В отличие от конверсионных симптомов, отдельный симптом не имеет специфического значения, будучи неспецифическим следствием нарушения телесной функции. Александер описал эти телесные проявления как сопровождающие признаки аффекта без характера выражения и обозначил их органными неврозами.

3.Психосоматические болезни в более узком смысле (психосоматозы).

В основе их - первично телесная реакция на конфликтное переживание, связанная с морфологически устанавливаемыми изменениями и патологическими нарушениями в органах. Соответствующая предрасположенность может влиять на выбор органа. Исторически к этой группе относятся классические картины психосоматических заболеваний:

Бронхиальная астма

Язвенный колит

Эссенциальная гипертония

Нейродермит

Ревматоидный артрит

Язва двенадцатиперстной кишки.

Условия развития заболевания при психосоматических болезнях.

В современном психосоматическом патогенезе признается многофакторность в объяснении психосоматических заболеваний. Соматическое и психическое, влияние предрасположенности и среды, фактическое состояние окружающей среды и ее субъективная переработка, физиологические, психические и социальные воздействия в их совокупности и в дополнение друг друга - все это имеет значение в качестве разнообразных воздействий на организм, описываемых как факторы, которые взаимодействуют между собой.

Для психогенных заболеваний, т.е. неврозов, и соматических функциональных расстройств невротического характера, Х.Шепанк в большом обзоре, посвященном результатам многолетнего исследования наследственности и среды, оценил значение компонентов дисперсии. На первом месте стоят факторы наследственности (30%). Затем идет раннее развитие (25%), и, наконец, если объединить все три последующих фактора (детство - 15%, события жизни - 15%, социальные влияния - 10%, прочие - 5%), то в 40% случаев имеет значение взаимодействие с окружающей средой в последующей жизни.

При большинстве соматических заболеваний большую роль играют факторы наследственности. Для большинства психосоматических жалоб и симптомокомплексов приходится искать формирующее влияние ("почему здесь?"), т.е. орган с наследственно обусловленной предрасположенностью (диспозицией). Проявит ли себя диспозиция, перейдет ли она в проявления болезни ("почему сейчас?"), зависит от дальнейшего течения жизни, тех трудностей и облегчений, которые испытывает человек. И перейдет ли обусловленное диспозицией заболевание снова в латентную форму, зависит от дальнейших условий жизни, от успеха лечения и не менее часто от социальной поддержки со стороны окружающих.

Наглядным является своего рода естественный эксперимент с рождением близнецов, который при современных методах исследований позволяет найти ответы на вопросы о взаимозависимости предрасположенности и влияния окружающей среды.

Неврозы и психосоматические заболевания.

Если наряду с наследственными факторами описывать как патогенную некую органоспецифическую готовность реагирования больного на однородные влияния среду (например, на раннюю утрату объекта привязанности), то возникает ряд вопросов. В частности, почему это в одном случае приводит к психосоматическому, а в другом - к невротическому заболеванию?

Эпидемиологические данные свидетельствуют о большей частоте психосоматических нарушений в низших социальных слоях.

В беседе с психосоматическими больными психотерапевт нередко наталкивается на жесткое сопротивление попыткам тщательного уточнения истории жизни и болезни. Это объясняется несколькими причинами. Ведущая роль соматических причин не только более приемлема для пациента, но и глубоко укоренена в общественном сознании под воздействием медицинских установок.. Психическая болезнь приносит чувство ответственности перед самим собой, иногда стигматизацию, соматическая болезнь - наоборот, чувство облегчения. Многие больные испытывают такое чувство, когда узнают об органической природе их заболевания, хотя нередко это означает более тяжелый прогноз. Предполагается целенаправленная помощь, которую окажет врач, а собственные переживания и поведение больного не принимаются во внимание.

Можно представить себе психосоматическую болезнь как генуинно иную форму изживания душевного конфликта, которая с раннего детства замещает собой другое, возможно речевое, изживание конфликта. Можно говорить об "эмоциональной безграмотности" психосоматических больных, их эмоциональной необразованности. Психосоматический больной говорит и оперирует "телесными" формулировками, проявляет себя языком органного психосоматического симптомообразования.

На вопрос о том, существует ли специфический семейный вид средового влияния, предрасполагающий к определенным психосоматическим заболеваниям или же скорее к психосоматическим, чем к невротическим, ответ может быть получен лишь в будущих исследованиях. Методическое решение этого вопроса наталкивается на большие трудности.

При бронхиальной астме в эмпирических исследованиях всегда описывается сверх заботливая мать, точно так же учащение случаев ожирения связывается не только у взрослых, но и у детей с принадлежностью к определенному слою населения или к этнической группе, включая родителей и более отдаленных родственников в данной семье.

Частота психосоматических жалоб и заболеваний

Если расценивать всех людей с соматическими жалобами без органической основы, которые, вероятнее всего, обусловлены психическими или социальными конфликтами, как психосоматических больных, то это привело бы к слишком большому количеству психосоматических случаев. Обычно соматические жалобы такого рода определяются как вегетативные нарушения (вегетативная дистония, психовегетативный синдром, вегетативная лабильность, функциональные нарушения и т.д.).

В любом случае большое значение имеет то, считает ли сам человек себя больным. Карл Ясперс замечает по этому поводу, что то, что в целом могло бы считаться болезнью, меньше зависит от мнения врача, чем от суждения пациента и от господствующего в данной культурной среде мнения. Болезнь, по Ясперсу, - это понятие общественное, а не научное. Это означает, что нет общепринятого понятия и четкого отграничения болезни, которые можно дать совершенно объективно.

Один и тот же случай психосоматического заболевания может по-разному оцениваться в исследовательском центре, врачом общей практики и при эпидемиологическом исследовании. Как сильно эти данные зависят не только от структуры и местоположения клиники, но и от определения "психосоматический" и техники постановки диагноза, показывает разброс данных в 11 исследованиях в Германии от 5,1 до 66,8%. Такие данные о проценте психосоматических больных среди всех людей, обращающихся ко врачу, получаются в результате различных методов исследования.

Что касается болезненного состояния, то корреляции между наличием тяжелых признаков болезни и тенденцией рассматривать себя как больного не выявлено.

Специфически "психосоматического" лечения не существует. Психосоматический подход к лечению предполагает учет, наряду с биологическими, психологических и социальных факторов. Врач, придерживающийся данного подхода, старается в ходе медицинского обследования получить информацию о нынешней и прошлой жизни больного, особенностях его личности, чувствах, установках, отношениях с другими людьми, что требует осведомленности не только в биологических, но также в психологических и социальных науках. Целостный терапевтический подход состоит в том, чтобы видеть в пациенте больную личность, а не просто ту или иную болезнь. В некоторых случаях, наряду с проведением биомедицинского лечения, целесообразно обратиться к специалистам по психотерапии, биологической обратной связи и другим подобным методикам. Обычно, однако, какие-то варианты таких методик используются лечащим врачом как часть целостного психосоматического подхода.

Заключение

Большинство людей стесняются своего физического начала и плохо знают, как функционирует их тело и как особенности его функционирования соотносятся с особенностями личности. В западной культуре, в общем, принято избегать физических соприкосновений. Телесная психотерапия включает физический параметр в групповой опыт и является противовесом подходам, в которых делается акцент на первой половине формулы "разум - тело. Поэтому приемы телесной терапии применяют в качестве вспомогательных при лечении, ориентированном на вербальное взаимодействие терапевта и пациента.

Терапия Райха, биоэнергетическая психотерапия, рольфинг, первичная терапия и другие вариации методов телесной терапии являются мощными психотерапевтическими инструментами, которые используются с целью вызвать эмоциональную разрядку и радикальные изменения в организме человека, его чувствах и личности в целом.

Действенность этих методов и возможность злоупотребления ими являются причинами того, что вокруг психокоррекционных групп, где они практикуются, возникает множество домыслов и споров. Однако задачи этих групп не так уж отличаются от тех, что стоят перед группами, где используют другие психотерапевтические подходы, например перед гештальт-группами, в которых чувства постигаются через их осознание.

Телесная психотерапия пригодна для большинства участников. Исключение составляют малообщительные люди, которые могут стремиться к телесной психотерапии, чтобы избежать необходимости совершенствовать свои навыки традиционного общения. Еще одним исключением являются индивиды с патологической потребностью в физических контактах и даже в причинении боли другим людям.

Одним из спорных вопросов, имеющих отношение к телесной психотерапии, является вопрос о катарсисе. Большинство адептов этого метода полагают, что, пока эмоции не получили разрядку, они накапливаются где-то в теле. Таким образом создается впечатление, что эмоции - это некая субстанция, этакий джин в бутылке, который эффектно появляется из нее, как только складываются подходящие условия. Однако более вероятно, что в нервной системе хранятся не эмоции, а воспоминания, и, когда они всплывают, то вызывают соответствующие им чувства. В таком случае катарсис связан не с энергетической разрядкой, а с воспроизведением того, что хранится в памяти, с возникновением эмоций, которые соответствуют этим воспоминаниям, и с физиологическими реакциями на эти эмоции.

Когда эмоции выражаются в физических действиях, это, разумеется, сопровождается и некоторым снижением напряжения в теле. Но гораздо важнее то, что переживание глубоко запрятанных эмоций помогает преодолеть привычку их избегать. Этот процесс расширяет эмоциональный репертуар человека и учит тому, что контроль над чувствами может быть ослаблен без каких-либо ужасных последствий. Последующая интеграция всего полученного опыта помогает достичь нового уровня самопонимания.

В завершение остается выразить надежду, что большую пользу из работ Александера Франца сможет извлечь самый широкий круг специалистов и просто любопытных читателей. Все они смогут познакомиться в авторском изложении со знаменитой гипотезой Александера о психогенезе органических заболеваний, которую признают наиболее глубоко разработанной из всех, когда-либо выдвигавшихся.Особый интерес она может представить для отечественных врачей, специализирующихся в области психосоматической медицины, поскольку раскрываемое автором возможное значение бессознательных психических конфликтов в этиологии соматических нарушений - это как раз то, на что по идеологическим причинам в советской школе психосоматики было наложено табу. Как врачи, так и психологи и психоаналитики смогут познакомиться со множеством тонких наблюдений из клинического опыта. Для всех них, несомненно, будет интересно узнать, как именно понимал цели и сущность психосоматической медицины один из ее основателей. Ну и, конечно, блестящий антиредукционистский анализ взаимодействия души и тела, проницательно и логично проведенный превосходным специалистом-практиком, - настоящая находка не только для профессиональных философов и методологов.

Список литературы

С.Л.Шишкин. Предисловие к русскому изданию книги: Ф. Александер. Психосоматическая медицина.- М.: Геррус, 2000.

«История психологии в лицах», под ред. Карпенко Л.А., М. 2005.

Карвасарский Б.Д. « Психотерапевтическая энциклопедия» СПб.: ЗАО «Издательство «Питер», 2002.

Кулаков С.А. Основы психосоматики. - СПб, 2003.

Материалы сайта www.psychol-ok.ru

Материалы сайта www.koob.ru

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Теория психосоматической специфичности Ф. Александера. Модель психосоматических нарушений по Глассеру. Теория личностных профилей Ф. Данбар. Современные психодинамические представления о психосоматике. Причины возникновения психосоматических заболеваний.

курсовая работа , добавлен 24.09.2013


Характерологические ориентированные типологии личности. Психоаналитические модели и теория специфического для болезни психодинамического конфликта Ф. Александера. Алекситимия и психосоматическая структура. Концепции стресса и интегративные модели.

контрольная работа , добавлен 09.03.2015


Психосоматика и психоанализ, причины и факторы психосоматических заболеваний. Младенческий прототип психосоматических состояний. Патогенез психосоматических расстройств. Психоаналитическое лечение психосоматических расстройств и связанные с ним проблемы.

контрольная работа , добавлен 15.03.2011


курсовая работа , добавлен 14.04.2009


Рассмотрение понятия и сущности клинической психологии как науки, изучающей поведенческие особенности людей в ситуациях различных психических заболеваний. Изучение структуры данной науки. Характеристика основных направлений клинической психологии.

курсовая работа , добавлен 22.01.2015


Клиническая психология как результат взаимопроникновения медицины и психологии. Зарождения и становления клинической психологии. Приоритетность и масштабность взаимосвязи. Норма и патология, здоровье и болезнь в системе оценки состоянии человека.

курсовая работа , добавлен 19.05.2014


История развития психосоматики. Современные представления о психосоматических болезнях. Стратегии поведения личности как объект исследования психосоматики. Осуществление диагностики у пациентов с расстройствами. Терапия психосоматических заболеваний.

реферат , добавлен 10.03.2015


Изучение особенностей зарождения психологии как науки. Определение основных этапов и направлений ее развития. Проведение научных исследований психики, ее содержания и функций. Развитие отраслей психологии в современной России и особенности ее становления.

реферат , добавлен 18.06.2014


Обзор существующих подходов к детским психосоматическим заболеваниям в современной перинатальной психологии. Базовые перинатальные матрицы. Значение ухода за новорожденным и грудным младенцем в формировании здоровья и психосоматических проявлений.

курсовая работа , добавлен 14.03.2016


Общая характеристика клинической психологии, ее задачи и сферы приложения. Теоретические основы отечественной клинической психологии. Вклад клинической психологии в разработку общепсихологических проблем. Методологические принципы клинической психологии.

FRANZ ALEXANDER
PSYCHOSOMATIC MEDICINE IT"S PRINCIPLES
AND APPLICATIONS
NEW YORK
ФРАНЦ АЛЕКСАНДЕР
ПСИХОСОМАТИЧЕСКАЯ МЕДИЦИНА
ПРИНЦИПЫ И ПРАКТИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ

Собственность Профессионального медицинского объединения психотерапевтов, психологов и социальных работников

ББК 88.4 А46
Franz ALEXANDER PSYCHOSOMATIC MEDICINE IT"S PRINCIPLES AND APPLICATIONS
Перевод с английского С. Могилевского Серийное оформление художника Д. Сазонова Серия основана в 2001 году
Александер Ф. " ,
А 46 Психосоматическая медицина. Принципы и практическое применение. /Пер. с англ. С. Могилевского. - М.:
Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002. - 352 с. (Серия «Психология без границ»).
ISBN 5-04-009099-4
Франц Александер (1891-1964) - один из ведущих американских психоаналитиков своего времени. В конце 40-х - начале 50-х гг. он развил и систематизировал идеи психосоматики. Благодаря его работам об эмоциональных причинах возникновения гипертонии и язвы желудка стал одним из основоположников психосоматической медицины.
В своей главной книге он обобщает результаты семнадцатилетней работы, посвященной изучению влияния психологических факторов на функции тела, на возникновение, протекание и исход соматических заболеваний.
Опираясь на данные психиатрии, медицины, гештальт-психологии, психоанализа, автор рассказывает о взаимосвязи эмоций и заболеваний сердечно-сосудистой системы, системы пищеварения, нарушений обмена веществ, сексуальных расстройств и т.д., раскрывая свое понимание организма как интегрированной системы.
Для психиатров, психологов, медиков, учащихся всех перечисленных специальностей.
ББК 88.4
© ЗАО «Издательство «ЭКСМО-Пресс». Перевод, оформление, 2002
ISBN 5-04-009099-4
Моим коллегам, сотрудникам Чикагского института психоанализа
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга, появившаяся на основе более ранней публикации «Медицинская ценность психоанализа», имеет перед собой две цели. В ней делается попытка описать основные понятия, на которых основывается психосоматический подход в медицине, и представить имеющиеся знания, касающиеся влияния психологических факторов на функции тела и их расстройства. Книга не содержит исчерпывающего обзора многих отдельных наблюдений, опубликованных в медицинской литературе и касающихся влияния эмоций на болезнь; в ней представлены только результаты систематических исследований.
Автор убежден в том, что прогресс в этой области требует принятия основного постулата: психологические факторы, влияющие на физиологические процессы, должны подвергаться настолько же подробному и тщательному изучению, как это принято при исследовании физиологических процессов. Упоминание об эмоциях в таких терминах, как тревога, напряженность, эмоциональная неустойчивость, является устаревшим. Актуальное психологическое содержание эмоции должно быть исследовано наиболее передовыми методами динамической психологии и иметь корреляцию с соматическими реакциями. В эту книгу были включены только те исследования, которые соответствовали этому методологическому принципу.
АЛЕКСАНДЕР ФРАНЦ
Другой постулат, характеризующий эту работу, состоит в том, что психологические процессы в своей основе не отличаются от других процессов, имеющих место в организме. Они в то же время являются физиологическими процессами и отличаются от остальных телесных процессов только тем, что воспринимаются субъективно и могут быть переданы вербально окружающим. Они могут поэтому изучаться психологическими методами. Каждый телесный процесс прямо или косвенно подвержен влиянию психологических стимулов, поскольку организм в целом представляет собой единицу, все части которой взаимосвязаны между собой. Психосоматический подход поэтому может быть применен к любому феномену, имеющему место в живом организме. Такая универсальность применения объясняет заявления о грядущей психосоматической эре в медицине. В настоящее время не может быть сомнений в том, что психосоматическая точка зрения предлагает новый подход к пониманию организма как интегрированного механизма. Терапевтические возможности нового подхода установлены для многих хронических заболеваний, и это дает возможность надеяться на его дальнейшее применение в будущем. "
Чикаго, декабрь 1949.

БЛАГОДАРНОСТЬ
Психосоматический подход является мультидисцип-линарным методом, в рамках которого психиатры сотрудничают с экспертами в различных областях медицины. Эта книга является результатом моего семнадцатилетнего сотрудничества с коллегами по Чикагскому институту психоанализа и другими врачами-специалистами.
Я хотел бы поблагодарить доктора И. Артура Мир-ски (I. Arthur Mirsky) за помощь в оценке некоторых физиологических данных, в частности, в главах про гормональные механизмы, нервную анорексию, гипертонию, тиреотоксикоз и сахарный диабет, а также за подготовку иллюстраций и мисс Хэлен Росс (Heen Ross), докторов Томаса Саса (Thomas Szasz) и Джорджа Хэма (George Ham), которые прочли рукопись и сделали ценные замечания. Глава про тиреотоксикоз основана на исследовательской работе, проведенной мной в сотрудничестве с доктором Джорджем Хэмом и доктором Хью Кармайклом (Hugh Carmichae), результаты которой будут опубликованы в «Journa of Psychosomatic Medicine».
Часть глав книги основаны на опубликованных ранее статьях. Я хотел бы поблагодарить доктора Карла А. Л. Бингера (Car A. L. Binger) и Поля Б. Хебера (Pau В. Hoeber) за разрешение перепечатать в данной книге части статей, ранее публиковавшихся в «Psychosomatic Medicine» (F. Aexander: «Psychoogica Aspects of Medi АЛЕКСАНДЕР ФРАНЦ
cine», «Emotiona Factors in Essentia Hypertension», «Psychoanaytic Study of a Case of Essentia Hypertension», «Treatment of a Case of Peptic Ucer and Personaity Disorder»; F. Aexander & S.A. Portis: «A Psychosomatic Study of Hypogycaemic Fatigue»), доктора, Сиднея Портиса (Sidney Portis) за разрешение частично перепечатать мою главу, опубликованную в «Diseases of the Digestive System», Совет национальной безопасности Чикаго за разрешение перепечатать мою статью, опубликованную в «Current Topics m Home Safety», и доктора Яго Гальд стона (ago Gadston) и Генри X. Уиггинса (Henry H. Wig-gins) за разрешение перепечатать части моей статьи «Современные тенденции в психиатрии и взгляд в будущее» («Present Trends in Psychiatry and Future Outook»), опубликованной в «Modern Attitudes in Psychiatry», изда-тельство Колумбийского университета, которая послужила основой для некоторых частей введения и первых пяти глав.

Часть 1 ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ
ГЛАВА 1
ВВЕДЕНИЕ
И снова в центре внимания медиков оказывается больной - живой человек со своими бедами, страхами, надеждами и разочарованиями, который представляет собой неделимое целое, а не просто набор органов - печени, желудка и т. д. В течение двух последних десятилетий главное внимание стало уделяться причинной роли эмоциональных факторов в возникновении заболевания. Многие медики стали использовать психологические подходы в своей практике. Некоторые серьезные консервативные клиницисты считают, что эта тенденция угрожает основам медицины, с таким трудом достигнутым. Слышны авторитетные голоса, утверждающие, что этот новый «психологизм» несовместим с медициной как с естественной наукой. Они хотели бы, чтобы медицинская психология была сведена к такту и интуиции врача при уходе за больным, что не имеет ничего общего с Научным методом, основанным на физике, химии, анатомии и физиологии.
Тем не менее в исторической перспективе подобный интерес к психологии - не более чем возрождение прежних, донаучных взглядов в обновленном научном виде. Священник и врач не всегда делили между собой заботу о телесном и душевном здоровье человека. Бывали времена, когда забота о больном была сосредоточена в одних и тех же руках. Чем бы ни объяснялась целительная сила врача, евангелиста или святой воды, ле11
чебный эффект от их вмешательства был весьма значителен, являясь зачастую даже более заметным, чем у многих современных лекарств, химический анализ которых мы можем осуществить и фармакологическое действие которых мы можем оценить с высокой степенью точности. Психологическая составляющая медицины сохранилась исключительно в рудиментарной форме (в процессе взаимоотношений врача и больного, тщательно отделявшихся от теоретических основ медицины) - в основном как убеждающее и утешающее влияние врача на больного.
Современная научная медицинская психология является не чем иным, как попыткой поставить на научную основу искусство врачевания, психологическое воздействие врача на больного, сделав его неотъемлемой частью терапии. По-видимому, терапевтический успех медика (лекаря или священника, равно как и современного практикующего врача) в современной практике во многом обязан существованию некой эмоциональной связи между врачом и больным. Тем не менее эта психологическая функция врача в значительной степени игнорировалась в прошлом столетии - в период, когда медицина стала настоящей естественной наукой, основанной на применении физических и химических принципов по отношению к живому организму. Вот коренной философский постулат современной медицины: тело и его функции могут быть поняты в терминах физической химии в том смысле, что живые организмы являются физико-химическими механизмами, и идеал врача заключается в том, чтобы стать инженером человеческого тела. Поэтому признание существования психологических механизмов и психологическо
го подхода к проблемам жизни и болезни могло восприниматься как возвращение к невежеству тех мрачных времен, когда болезнь считалась делом рук злого духа и лечение представляло собой изгнание нечистой силы из больного тела. Считалось естественным, что новая медицина, основанная на лабораторных экспериментах, должна заботливо оберегать свой новоприобретенный научный ореол от таких устаревших мистических понятий, как психологические. Медицина, этот нувориш среди естественных наук, во многих отношениях приняла установку, типичную для нувориша, который желает забыть свое скромное происхождение и делается более нетерпимым и консервативным, чем истинный аристократ. Медицина становится нетерпимой ко всему, что напоминает ее духовное и мистическое прошлое, в то же время ее старшая сестра, физика, аристократка меж естественных наук, подверглась гораздо более основательному пересмотру фундаментальных понятий, затрагивающему самое ядро науки - обоснованность понятия детерминизма.
Эти замечания не преследуют своей целью уменьшение значимости достижений лабораторного периода в медицине - самого блестящего этапа ее истории. Ориентация медицины на физико-химический подход, для которого был характерен скрупулезный анализ мельчайших аспектов предмета исследования, стала причиной значительного прогресса медицины, примерами которого являются современные бактериология, хирургия и фармакология. Один из парадоксов исторического развития заключается в том, что, чем значительнее научные заслуги какого-либо метода или принципа, тем сильнее он тормозит последующее развитие науки. В си лу инерции человеческого мышления в науке нйдолго остаются идеи и методы, ценность которых были доказана в прошлом, даже если их польза очевидным образом оборачивается во вред. В истории точных наук, к примеру физики, можно отыскать немало подобных примеров. Эйнштейн утверждал, что идеи Аристотеля относительно движения застопорили развитие механики на две тысячи лет (76). Прогресс в любой области требует переориентации и введения новых принципов. Хотя эти новые принципы могут и не противоречить старым, тем не менее они зачастую отвергаются или принимаются только после долгой борьбы.
Ученый в этом отношении имеет не меньше предрассудков, чем любой обыватель. Та же физико-химическая ориентация, которой медицина обязана выдающимися достижениями, становится по причине своей односторонности препятствием для дальнейшего развития. Лабораторная эра в медицине характеризовалась своей аналитической установкой. Для этого периода был типичен специфический интерес к частностям, к пониманию частных процессов. Появление более точных методов наблюдения, в частности микроскопа, отворило новый микрокосм, создавая возможность беспрецедентного проникновения в мельчайшие части тела. В процессе исследования причин заболеваний принципиальной целью стала локализация патологических процессов. В древней медицине превалировала гуморальная теория, утверждавшая, что носителями заболеваний являются жидкости тела. Постепенное развитие методов вскрытия в период Ренессанса сделало возможным точное исследование органов человеческого организма, и это привело к появлению более реалистичных,
но в то же время и более локализационистских этиоло-гичесрких концепций. Моргани в середине XVIII века утверждал, что источники разных болезней находятся в определенных органах, к примеру в сердце, почках, печени и т. д. С появлением микроскопа местонахождение заболевания стало еще более определенным: местом локализации болезни стала клетка. Основная заслуга здесь принадлежит Вирхову, утверждавшему, что не существует болезней воббще, бывают только болезни органов и клеток. Выдающиеся достижения Вирхова в области патологии, подкрепленные его авторитетом, стали причиной и поныне актуальных догматических взглядов медиков на проблемы клеточной патологии. Влияние Вирхова на этиологическую мысль - классический пример исторического парадокса, когда великие достижения прошлого становятся препятствием для дальнейшего развития. Наблюдение за гистологическими изменениями в больных органах, ставшее возможным благодаря микроскопу и усовершенствованной технике окрашивания тканей, определило направление этиологической мысли. Отыскание причины заболевания долгое время было ограничено поиском отдельных морфологических изменений ткани. Мысль, что отдельные анатомические изменения сами по себе могут быть результатом более общих нарушений, возникающих вследствие чрезмерного напряжения или, к примеру, эмоциональных факторов, возникла значительно позднее. Менее партикуляристическая теория - гуморальная - была дискредитирована, когда Вирхов с успехом сокрушил последнего ее представителя, Роки-танского, и гуморальная теория осталась в тени вплоть
до своего возрождения в форме современной эндокринологии. (
Мало кто сумел понять суть этой фазы развития медицины лучше, чем Стефан Цвейг, дилетант в медицине. В своей книге «Лечение духом»" он писал:
«Болезнь теперь стала означать не то, что происходит с человеком в целом, а то, что случается с его органами... Таким образом, естественная и изначальная миссия врача, подход к болезни как к целому, заменяется не в пример более скромной задачей локализации и идентификации заболевания и сопоставления его с определенной группой диагнозов... Эта неизбежная объективизация и формализация терапии в XIX столетии дошла до крайности - между врачом и пациентом встал некто третий - прибор, механизм. Для постановки диагноза все реже и реже нужен был проницательный и способный к синтезу глаз прирожденного врача...»
Не меньше впечатляют размышления гуманитария Алана Грегга2. Он рассматривает прошлое и будущее медицины в широкой перспективе:
«Дело в том, что все органы и системы в человеке анализируются по отдельности; значение этого метода огромно, но никто не обязан использовать лишь этот метод. Что же объединяет наши органы и функции и удерживает их в гармонии? И что может сказать медицина о поверхностном разделении «мозга» и «тела»? Вследствие чего личность становится цельной? Необходимость нового знания здесь мучительно очевидна.
S t e fa и Z w e i g: Die Heiung durch den Geist (Лечение духом). Leipzig, Inse-Verag, 1931.
A an G regg: «The future of medicine», Harvard Medica Aumni Buetin, Cambridge, October 1936.
Но еще больше чем просто необходимость это - предзнаменование грядущих изменений. Необходимо взаимодействие с другими науками - психологией, культурной антропологией, социологией и философией, а также химией, физикой и терапией внутренних болезней, для того чтобы попытаться решить проблему дихотомии мозга и тела, оставленную нам Декартом».
Современная клиническая медицина разделилась на две гетерогенные части: одна считается более продвинутой и научной и включает все расстройства, объясняющиеся с точки зрения физиологии и общей патологии (например, сердечная недостаточность, диабет, инфекционные заболевания и т. д.), другая же считается менее научной и включает большое количество недомоганий неясного генеза, имеющих зачастую психогенное происхождение. Особенностью этой двойственной ситуации - типичного проявления инерции человеческого мышления - является стремление загнать как можно больше заболеваний в инфекционную этиологическую схему, в которой патогенный фактор и патологический эффект взаимосвязаны достаточно простым образом. Когда инфекционное или какое-либо другое органическое объяснение неприменимо, современный клиницист весьма склонен утешать себя надеждой, что когда-нибудь в будущем, когда особенности органических процессов будут лучше изучены, фактор психики, который пока что приходится признавать, будет совершенно устранен. Тем не менее постепенно все больше клиницистов начинают признавать, что даже в случае заболеваний, хорошо объяснимых с точки зрения физиологии, таких, как диабет или гипертоническая болезнь, известны только последние звенья причинной
цепочки, тогда как исходные этиологические факторы до сих пор остаются неясными. При подобных условиях накапливающиеся наблюдения говорят о воздействии «центральных» факторов, причем слово «центральные» - по-видимому, лишь эвфемизм для слова «психогенные».
Такое положение вещей легко объясняет странное расхождение между официально-теоретической и реально-практической установками врача. В своих научных трудах и выступлениях перед коллегами он будет подчеркивать необходимость узнавать как можно больше о физиологических и патологических процессах, лежащих в основе заболевания, и не станет всерьез рассматривать психогенную этиологию; тем не менее в частной практике он не колеблясь посоветует больному, страдающему от гипертонии, расслабиться, попробовать относиться к жизни не так серьезно и не работать слишком много; он постарается убедить больного в том, что настоящая причина повышенного кровяного давления заключается в его сверхактивном амбициозном отношении к жизни. «Раздвоение личности» современного клинициста проявляется отчетливей, чем любое другое слабое место сегодняшней медицины. В рамках медицинского сообщества практикующий врач волен позволить себе «научную» установку, представляющую собой по сути догматическую антипсихологическую позицию. Поскольку он не знает точно, как работает этот психический фактор, поскольку это противоречит всему, что он изучал в курсе медицины, и поскольку признание психического фактора подрывает физико-химическую теорию жизни, практикующий врач старается по мере возможности игнорировать психи
ческий фактор. Однако, как врач, он не может игнорировать его полностью. Когда он сталкивается с больными, врачебная совесть заставляет его уделять основное внимание этому ненавистному фактору, важность которого он инстинктивно чувствует. Ему приходится с ним считаться, при этом он оправдывает себя фразой, что медицина - не только наука, а еще и искусство. Он не осознает, что то, что он считает медицинским искусством, - не что иное, как более глубокое, интуитивное - то есть невербализованное - знание, полученное им за долгие годы своей клинической практики. Значение психиатрии, и в частности психоаналитического метода, для развития медицины состоит в том, что она дает эффективный метод изучения психологических факторов заболевания.
ГЛАВА 2
РОЛЬ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХИАТРИИ В РАЗВИТИИ МЕДИЦИНЫ
Психиатрии, наиболее заброшенной и наименее развитой области медицины, было уготовано ввести в медицину новый синтетический подход. В течение большей части лабораторного периода медицины психиатрия оставалась достаточно изолированной областью, мало контактирующей с другими медицинскими специальностями. Психиатрия занималась душевнобольными - сферой, в которой обычные общепринятые методы терапии были наименее эффективны. Симптоматология психических заболеваний неприятным образом отличалась от соматических расстройств. Психиатрия имела дело с бредом, галлюцинациями-и расстрой ствами эмоциональной сферы - симптомами, которые не могли быть описаны в рамках обычной медицинской терминологии. Воспаление может быть описано с помощью таких физических понятий, как опухание, повышенная температура и определенные микроизменения на клеточном уровне. Туберкулез диагностируют, выявляя в пораженных тканях наличие специфических изменений и определенных микроорганизмов. Патология же психических функций описывается с помощью психологической терминологии, и, следовательно, понимание этиологии, основанное на современных медицинских понятиях, было с трудом применимо к психическим расстройствам. Эта отличительная черта отделила психиатрию от остальной медицины. В своем стремлении преодолеть эту пропасть некоторые психиатры пытаются объяснять психическую симптоматику с помощью безосновательных предположений о наличии гипотетических соматических расстройств; подобная тенденция в какой-то степени существует и сегодня.
Пожалуй, наиболее научным выходом из этого тупика явилась попытка создания более точного и систематического описания психических заболеваний. Если психиатру не удавалось объяснить симптомы душевного заболевания с помощью других медицинских дисциплин, он по крайней мере пытался дать подробное и систематическое описание своих наблюдений. Подобная тенденция была характерна для периода описательной психиатрии. Именно тогда появились такие имена, как Кальбаум, Вернике, Бабинский и, наконец, Крепе-лин, давший современной психиатрии первую надежную и обширную систему описания психических заболеваний.
В то же время ведущие светила медицины XIX столетия упрямо пытались применить к психиатрии принципы локализационизма, изложенные Моргани и Вир-ховым. То, что мозг является средоточием психических функций, было известно, по крайней мере в обобщенном виде, еще в Древней Греции. С ростом знаний о физиологии и анатомии мозга стало возможным локализовать различные перцептивные и моторные системы в различных корковых и подкорковых зонах мозга. Это вкупе с развитием гистологических методик поро- " дило надежду на то, что понимание психических функций и заболеваний может дать знание комплексной клеточной структуры мозга (цитоархитектоники мозга). Показательны исследования Кахаля, Гольджи, Ниссля, Альцгеймера, Апати, фон Леноссека и многих других, давших чрезвычайно подробную и уточненную информацию относительно гистологической структуры мозга. Эти исследования были по преимуществу описательными, для них была характерна функциональная значимость анатомических структур, особенно высших отделов мозга, остававшихся практически неизученными. Ни в одной другой медицинской дисциплине не было настолько сильного разделения между морфологическим и функциональным знанием, как в области исследования мозга. Где, в каком месте мозга расположены мыслительные процессы и эмоции и как память, воля и мышление связаны со структурой мозга - все это было практически совершенно не изучено и даже сейчас об этом известно лишь немногим больше.
По этим причинам многие выдающиеся психиатры того времени были в первую очередь нейроанатомами и лишь во вторую -1 бессилия от того, что они не могут вписать свои клинические наблюдения в известную им картину анатомии и физиологии мозга. Некоторые из них пытались преодолеть этот барьер, выдвигая теории о психологическом значении структуры мозга; такие теории немецкий физиолог Макс Ферворн называл «мозговой мифологией». Разделение между морфологическими и физиологическими знаниями о мозге удачно иллюстрирует замечание физиолога, который, прослушав гистологический доклад Карла Шаффера, известного психиатра и нейроанатома, сказал: «Эти нейроанатомы напоминают мне почтальона, которому известны имена и адреса людей, но он при этом понятия не имеет, чем они занимаются».
На рубеже веков положение дел в психиатрии характеризовалось расхождением между анатомическим и функциональным знанием. С одной стороны, были хорошо развиты нейроанатомия и патология, с другой стороны, существовал надежный метод описания психических заболеваний, но эти направления были изолированы друг от друга. Иная ситуация существовала в том, что касалось чисто «органического» понимания нервной системы. В близком к психиатрии направлении - неврологии - анатомическое знание было успешно объединено с функциональным. Была тщательно изучена локализация центров координации произвольных и непроизвольных движений. Расстройство таких сложно организованных действий, как речь, хватание и ходьба, часто коррелировали как с нарушением участков нервной системы, отвечающих за иннервацию соответствующих областей, так и с нарушением периферических нервных связей между центральными отделами нервной системы и пораженными органами движения. В этом
смысле неврология применила принципы Моргани и Вирхова, став уважаемой и точной медицинской дисциплиной, тогда как психиатрия осталась областью темной и неясной.
В то же время попытки связать мозг с психикой, а
психиатрию - с физиологией и анатомией мозга оставались утопией и до настоящего времени продолжают
оставаться утопичной идеей.
Принцип Вирхова в отношении психических заболеваний не был столь эффективен, как в других областях медицины. Подавляющее большинство личностных расстройств - шизофренические и маниакально-депрессивные психозы, - описанные Кальбаумом, Крепелином, Блейлером и другими крупными клиницистами, невозможно было определить с помощью микроскопа. Тщательные гистологические исследования мозга при вскрытии больных-психотиков не обнаружили каких-либо существенных изменений на микроскопическом уровне. Таким образом, врачи были поставлены в тупик. Почему мозг больного, чье внешнее поведение и эмоциональные реакции заметно отличаются от нормы, не обнаруживает каких-либо устойчивых гистологических отклонений даже при самом доскональном исследовании? Аналогичный вопрос возник в отношении множества других психиатрических состояний, таких, как психоневрозы и нарушения поведения. Первый луч надежды на объединение знаний о структуре мозга и психических расстройствах забрезжил, когда было обнаружено, что прогрессивный паралич, подозревавшийся в том, что он является следствием сифилиса, ведет к поражению тканей центральной нервной системы. Когда Ногучи и Мооре окончательно доказали сифилитическое происхождение прогрессив ного паралича, появилась надежда на то, что психиатрия в конце концов займет достойное место в ряду прочих медицинских дисциплин. И хотя уже много лет было известно о существовании структурных изменений тканей мозга при сенильной деменции и при болезни Альцгеймера, лишь обнаружение бледной тре-понемы в мозге больного прогрессивным параличом открыло дорогу для этиологически ориентированной терапии.
В этиологии существует общепринятая классическая модель: синдром заболевания возникает вследствие нарушения функционирования какого-либо органа, что в свою очередь является результатом повреждения клеточных структур, которое может быть выявлено на микроскопическом уровне. Повреждению приписывают различные причины, из которых наиболее важные: инфекция, то есть внедрение в орган микроорганизмов, как это происходит при туберкулезе; воздействие химических веществ, как при отравлении, и эффект от механического повреждения, как при переломах или ушибах. Кроме того, старение - деградация любого организма с возрастом - также считается важным причинным фактором заболевания.
В начале века подобные этиологические воззрения преобладали также и в психиатрии. Сотрясения мозга и кровотечения вследствие давления являлись примерами механической причинности нарушения психической функции; алкоголизм и другие виды токсикоманий служили примерами химической этиологии; а сениль-ная деменция - специфическое состояние, выражающееся в прогрессирующей дегенерации тканей мозга, - результатом старения. И наконец, когда в 1913 году Но-гучи объявил о своем открытии, сифилитические изме
нения нервной системы, особенно прогрессивный паралич, характеризовавшийся глубокими изменениями личности, могли работать двойниками бактериальной инвазии других органов, как, например, при туберкулезе легких.
Сегодня психиатр может идти с высоко поднятой
головой; у него наконец появилась возможность предложить пациенту лабораторные методы диагностики и лечения. До появления эрлиховской химиотерапии постсифилитических заболеваний роль психиатра состояла в простой опеке над больным и, самое большее, тщательном наблюдении за ним. Терапия, ранее существовавшая в этой области, являлась либо магической^на-подобие изгнания нечистой силы в донаучную эпоху, либо совершенно неэффективной, как электро- или гидротерапия, столь популярные в конце прошлого столетия и в начале нынешнего. Открытие Эрлихом сальварсана исключительно способствовало поднятию престижа психиатрии. В качестве реальной причинной терапии она стала удовлетворять всем требованиям современной медицинской философии. Она была направлена на устранение установленной специфической причины заболевания, на патогенный микроорганизм. В ней стало использоваться сильнодействующее химическое вещество, предназначенное для того, чтобы оставить организм неповрежденным и уничтожить при этом патогенный фактор. Под влиянием этого открытия надежды возросли, так что вскоре вся область психиатрии начала использовать методы других медицинских направлений исследования и терапии. (Результаты химиотерапии прогрессирующего паралича оказались менее удовлетворительными, чем это ожидалось вначале. Место хи миотерапии впоследствии заняла более эффективная пирогенная терапии, а затем - пенициллин.)
Другие важные открытия также открывали радужные перспективы. Еще один классический пример причинного органического лечения при психиатрическом состоянии - это объяснение симптомов умственной отсталости при микседеме угнетением функции щитовидной железы и успешное лечение болезни с помощью пересадки щитовидной железы, осуществленной Хорсли (впоследствии операция была заменена приемом внутрь экстракта щитовидной железы).
При гипертиреозе на психическую симптоматику также оказывают влияние химические и хирургические методы. Пример этих двух заболеваний наглядно показывает, что эндокринные железы определенным образом влияют на психические процессы. Поэтому не такой уж неразумной была надежда на то, что с прогрессом биохимии, особенно с развитием глубоких знаний о сложном взаимодействии эндокринных желез, физиологические причины психозов и психоневрозов будут поняты и это даст возможность более эффективной терапии.
За исключением значительной группы шизофренических расстройств, при которых глубокий распад личности происходит без каких-либо заметных органических изменений, и еще большей группы психоневрозов психиатрия во втором десятилетии века смогла стать полноправной областью медицины, основывающейся, как и другие основные области медицины, на патологической анатомии и физиологии и использующей традиционные методы лечения. Мы увидим, однако, что развитие психиатрии пошло другим путем. Психиатрия не стала принимать исключительно органическую точку
зрения. Напротив, остальные области медицины начали усваивать подходы, изначально зародившиеся в рамках психиатрии. Это так называемая психосоматическая точка зрения, и она провозгласила новую эру в медицине: эру психосоматики. Интересно попробовать разобраться в том, как это произошло, чтобы лучше понимать сегодняшние тенденции развития медицины.
ГЛАВА 3
ВЛИЯНИЕ ПСИХОАНАЛИЗА НА РАЗВИТИЕ МЕДИЦИНЫ
Несмотря на такие отдельные успехи, как объяснение и лечение прогрессивного паралича и микседемы средствами традиционной медицины, большинство психиатрических состояний, шизофренические психозы и психоневрозы упорно сопротивлялись любым усилиям по втискиванию их в общепринятые рамки. Многие личностные расстройства, равно как и умеренные эмоциональные нарушения, стали рассматриваться как «функциональные» заболевания, в противоположность прогрессивному параличу и сенильной деменции, которые были названы «органическими» по причине наличия доказуемых структурных изменений мозговой ткани. Однако подобное терминологическое различение никак не смогло повлиять на затрудняющее ситуацию обстоятельство, а именно, что дезинтеграция психических функций при шизофрении являлась устойчивой к любому виду терапии, и к фармакологическим, и к хирургическим методам, и в то же время не поддавалась никаким объяснениям в русле традиционных установок. Хотя быстрый прогресс в применении лабораторных методов в остальной медицине был настолько много обещающим, что психиатров не покидала надежда на
окончательное понимание всех психиатрических расстройств с точки зрения анатомии, физиологии и биохимии.
Во всех центрах медицинских исследований интенсивные попытки разрешить проблему шизофрении и других функциональных расстройств мозга с точки зре- . ния гистопатологии, бактериологии и биохимии продолжались до 90-х годов прошлого века, когда Зигмунд Фрейд ввел совершенно новый метод исследования и терапии. Принято считать, что истоками психоанализа являются французская школа и исследования Шарко, Бернгейма и Льебо в области гипноза. В своих автобиографических сочинениях Фрейд прослеживает зарождение своих идей под влиянием экспериментов Шарко в Сальпетриере и позднее - опытов Бернгейма и Льебо в Нанси. С биографической точки зрения эта картина является безупречной. Однако с точки зрения истории научной мысли начало психодинамическому подходу к психическим заболеваниям положил сам Фрейд.
Так же, как Галилей первым применил метод научного рассуждения к феномену движения Земли, Фрейд первым применил его в исследовании человеческой личности. Анализ личности или мотивационная психология как наука начинается с Фрейда. Он первым последовательно применил постулат о строгом детерминизме психологических процессов и установил основной динамический принцип психологической причинности. После того, как он обнаружил, что человеческое поведение в значительной мере определяется неосознанными мотивациями, и разработал метод перевода неосознанных мотиваций на сознательный уровень, он первым смог продемонстрировать генез психопатоло
гических процессов. С помощью этого нового подхода аномальные феномены психотических и невротических симптомов, а также, по-видимому, бессмысленные сновидения могут быть поняты как осмысленные продукты психической деятельности. С течением времени его исходные взгляды частично претерпели некоторые изменения, но основные идеи в большинстве своем были подтверждены дальнейшими наблюдениями. Наиболее долговечными среди научного наследия Фрейда оказались метод наблюдения за поведением человека и способ рассуждения, применявшийся им в целях психологического понимания результатов наблюдения.
С исторической перспективы развитие психоанализа можно считать одним из первых признаков противостояния одностороннему аналитическому развитию медицины во второй половине XIX века, узкоспецифическому углубленному изучению частностей и пренебрежению тем основным биологическим фактом, что организм - единое целое, и функционирование его частей может быть понято только с точки зрения системы в целом. Благодаря лабораторному подходу к живому организму было обнаружено огромное количество более или менее связанных между собой частей организма, что неизбежно привело к утрате перспективы. Понимание организма как сложного механизма, в котором каждый элемент взаимодействует с другим для неких определенных целей, либо игнорировалось, либо объявлялось чересчур телеологическим. Адептами данного подхода утверждалось, что организм развивается в силу определенных естественных причин, но не для какой-то цели. Машина, сделанная руками человека, разумеется, может быть понята на телеологической основе; человеческий разум создал ее для какой-то опреде ленной цели. Но человек не был создан высшим разумом - это лишь мифологический концепт, которого современной биологии удалось избежать, аргументируя это тем, что тело животного следует понимать не телеологически, а на причинной и механистической основе.
Однако, как только медицина волей-неволей занялась проблемами душевной болезни, от подобной догматической установки пришлось отказаться - по крайней мере в данной области. При исследовании личности настолько очевиден тот факт, что организм является в высшей степени взаимосвязанным единым целым, что на него невозможно не обратить внимания. Уильям Уайт выразил это весьма доступным языком".
Ответом на вопрос: «Какова функция желудка?» - является пищеварение, хотя оно представляет собой лишь малую часть активности всего организма и только косвенно, что, конечно, немаловажно, соотносится с другими его функциями. Но если мы беремся ответить на вопрос: «Что человек делает?», - мы отвечаем с точки зрения всего организма, говоря, к примеру, что он идет по улице, или делает гимнастику, или идет в театр, или изучает медицину и т. д... Если разум - это выражение общей реакции в отличие от частной реакции, тогда каждому живому организму должны быть свойственны ментальные, то есть общие, типы реакции... То, что мы представляем себе в качестве разума во всей его безграничной сложности, - это высший тип реакции на живой организм, исторически имеющий тот же возраст, что и наиболее привычные нам телесные типы реакций...
"W i 11 a m W h i t e: The Meaning of Disease. Batimore, Wiiams &Wikins, 1926.
Таким образом, мы можем утверждать, что личность выражает собой единство организма. Так же, как машина может быть понята только с точки зрения своей функции и цели, полное понимание синтетической единицы, которую мы называем телом, возможно лишь с позиций личности, нужды которой удовлетворяются в конечном счете всеми частями тела в их четком взаимодействии.
Психиатрия, как наука о патологической личности,
открыла дорогу для введения в медицину синтетической точки зрения. Но психиатрия смогла выполнить эту функцию только после того, как за основу было принято изучение личности, и это было заслугой Зигмунда Фрейда. Психоанализ заключается в точном и подробном изучении развития и функций личности. Несмотря на то, что в термине «психоанализ» содержится слово «анализ», его историческое значение заключается не в аналитическом, а в синтетическом подходе.
ГЛАВА 4
ВЛИЯНИЕ ГЕШТАЛЬТ-ПСИХОЛОГИИ, НЕВРОЛОГИИ И ЭНДОКРИНОЛОГИИ
При этом, разумеется, психоанализ представлял собой не только научное направление, ведущее в сторону синтеза. Подобную тенденцию можно было наблюдать на рубеже веков во всех областях науки. В XIX веке развитие научных методов сводилось к сбору данных; обнаружение новых фактов стало главной целью. Но к интерпретации и корреляции этих фактов в виде синтетических концепций относились скептически, воспринимая их как иррациональную спекуляцию либо как подмену науки философией. В 90-х годах XIX-века уси лилась тенденция к синтезу, по-видимому, в качестве реакции на чрезмерную психоаналитическую ориентацию.
Новая тенденция, направленная на синтез, распространилась только в немедицинских областях психологии. Там тоже господствовал традиционный для XIX века аналитический подход. После того как Фехнер и Вебер ввели в психологию экспериментальный метод, || стали возникать психологические лаборатории, где человеческую психику разбирали по косточкам. Стала развиваться психология зрения, слуха, тактильного чувства, памяти, воли. Но психолог-экспериментатор никогда даже и не пытался понять взаимосвязь всех этих различных психических способностей и их совокупность в человеческой личности. Гештальт-психологию Келера, Вертгеймера и Коффки можно рассматривать именно как противодействие этой партикуляристской аналитической ориентации. Вероятно, наиболее важным достижением гештальт-психологов явилась ясная форму-" лировка тезиса о том, что целое неэквивалентно сумме всех его частей и что система в целом не может быть понята путем изучения отдельных ее элементов; то есть, по сути, верно противоположное утверждение - части могут быть полностью поняты, только когда ясен смысл целого.
Медицина развивалась похожим образом. Успехи в области неврологии подготовили почву для более широкого понимания взаимосвязи между различными частями тела. Стало очевидно, что все части тела связаны, прямо или косвенно, с главным центром и действуют под контролем этого центрального органа. Мышцы, а также внутренние органы, последние посредством вегетативной нервной системы, сообщаются с высшими
центрами нервной системы. Единство организма наглядно выражается в функционировании центральной нервной системы, регулирующей как внутренние вегетативные процессы в организме, так и внешние, относящиеся к взаимодействию с окружающим миром. Центральное управление представлено высшими центрами нервной системы, психологические аспекты которой (у человека) мы называем личностью. По сути, в настоящее время очевидно, что физиологические исследования высших центров центральной нервной системы и психологическое исследование личности имеют отношение к разным аспектам одного и того же предмета. Если физиология подходит к функциям центральной нервной системы с точки зрения пространства и времени, то психология занимается ими с точки зрения разных субъективных феноменов, являющихся субъективным отражением физиологических процессов.
Другим стимулом развития синтетического направления явилось открытие эндокринных желез, следующий шаг на пути понимания крайне сложных взаимосвязей различных вегетативных функций организма. Эндокринную систему можно рассматривать как регу-ляторную, так же как и нервную систему. Если регуля-торное влияние центральной нервной системы выражается в проведении контрольных нервных импульсов по периферическим нервным путям к различным частям тела, то химическая регуляция, осуществляемая эндокринными железами, происходит путем переноса определенных химических веществ с током крови.
В настоящее время известно, что скорость метаболизма главным образом регулируется деятельностью щитовидной железы, что углеводный обмен регулируется взаимообратным влиянием секреции поджелудочной
железы, с одной стороны, и гормонами надпочечника и передней доли гипофиза - с другой, и что основной железой, регулирующей секрецию периферических эндокринных желез, является передняя доля гипофиза. ;
В последнее время появляется все больше свидетельств тому, что большинство функций эндокринных желез подчиняется функциям высших мозговых центров, то есть, другими словами, психической жизни.
Эти психологические открытия дали нам возможность понять, каким образом психика управляет телом и как периферические телесные функции в свою очередь воздействуют на центральные функции нервной системы. Тот факт, что психика управляет телом, является наиболее существенным из того, что мы знаем о жизненных процессах, несмотря на то, что медицина и психология пренебрегают этим фактом. Мы наблюдаем это постоянно, в течение всей нашей жизни, с утра до вечера. Наша жизнь в целом состоит в выполнении произвольных движений, направленных на реализацию мыслей и желаний и на удовлетворение субъективных ощущений, таких, как жажда или голод. Тело, наш хитроумный механизм, выполняет множество сложных и точных моторных действий под воздействием таких психологических феноменов, как мысли и желания. Речь - наиболее специфичная для человека из всех соматических функций - всего лишь выражает мысли с помощью тонкого музыкального инструмента, голосового аппарата. Мы выражаем все эмоции с помощью физиологических процессов; печали соответствует плач; веселью - смех; а стыду - румянец на щеках. Все эмоции сопровождаются физиологическими изменениями:
страх - учащенным сердцебиением; злость - более интенсивной работой сердца, повышенным кровяным
34
давлением и изменениями углеводного обмена; отчая-дде _ глубокими вдохами и выдохами. Все эти физиологические феномены появляются в результате сложных мышечных взаимодействий под влиянием нервных импульсов, идущих к мимическим мышцам лица и к диафрагме в случае смеха; к слезным железам - в случае плача, к сердцу - в случае страха и к надпочечникам и сердечно-сосудистой системе - в случае гнева. Нервные импульсы возникают в определенных эмоциональных ситуациях, которые в свою очередь происходят при взаимодействии с другими людьми. Соответственно психологические ситуации могут быть поняты только с точки зрения психологии как общая реакция организма на окружающий мир.
ГЛАВА 5
КОНВЕРСИОННАЯ ИСТЕРИЯ, ВЕГЕТАТИВНЫЙ НЕВРОЗ И ПСИХОГЕННЫЕ ОРГАНИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА
Приложение вышеизложенных соображений к некоторым патологическим соматическим процессам привело к возникновению новой тенденции в медицине, а именно к «психосоматической медицине».
Психосоматический взгляд на медицину подразумевал новый подход к исследованию причин болезни. Как Уже было отмечено, тот факт, что сильные эмоции воздействуют на соматические функции, относится к сфере нашего повседневного опыта. Каждой эмоциональной ситуации соответствует специфический синдром соматических изменений, психосоматических реакций, т^аких, как смех, плач, румянец, изменение пульса, вдох и т. д. Однако, хотя эти психомоторные процессы отно сятся к повседневным переживаниям и не оказывают вредного воздействия, медицина до недавнего времени мало внимания уделяла их подробному изучению". Эти соматические изменения под воздействием сильных переживаний имеют преходящий характер. Когда эмоция прекращается, тормозится также и соответствующий физиологический процесс (плач или смех, сердцебиение или повышенное давление), и тело возвращается в состояние равновесия.
Изучение невротиков с позиций психоанализа выявило, что под воздействием длительных эмоциональных расстройств могут развиваться хронические соматические расстройства. Подобные соматические изменения под влиянием эмоций впервые наблюдались у истериков. Фрейд ввел понятие «конверсионная истерия», когда соматические симптомы развиваются в качестве реакции на хронические эмоциональные конфликты. Такие изменения были отмечены в мышцах, контролируемых силой воли, и в органах чувств. Одно из важнейших открытий Фрейда заключалось в том, что, когда эмоция не может быть выражена и снята через нормальные каналы с помощью произвольной активности, она может стать источником хронических психических и соматических нарушений. Всякий раз, когда эмоции подавляются вследствие психических конфликтов, то есть исключаются из поля сознания и таким образом лишаются адекватной разрядки, они становятся источником хронического напряжения, являющегося причиной истерической симптоматики.
С физиологической точки зрения истерический конверсионный симптом по своему характеру близок к обычОдним из немногих исключений является Дарвин (59).
ному произвольному возбуждению, экспрессивному движению или сенсорному ощущению. При истерии, однако, мотивирующий психологический импульс является неосознанным. Когда мы кого-то ударяем или куда-то идем, наши руки и ноги приходят в движение под влиянием сознательных мотиваций и целей. Так называемые экспрессивные движения: смех*, плач, мимика, жестикуляция - основаны на простых физиологических процессах. Впрочем, в последнем случае возбуждение возникает не под влиянием сознательной цели, а вследствие эмоционального напряжения, высвобождающегося сложным физиологическим способом. В случае же конверсионного симптома, такого, как истерический паралич или контрактура, «скачок от психики до соматики» ничем не отличается от скачка, который происходит при любом общем моторном возбуждении, таком, как произвольные движения, смех или плач. Помимо того, что мотивационная психологическая составляющая является неосознанной, единственное различие заключается в том, что истерические конверсионные симптомы представляют собой в высшей степени индивидуальные, порой уникальные творения пациента, изобретаемые им для выражения своего частично подавляемого психологического содержания. Экспрессивные движения, такие, как смех, напротив, стандартны и универсальны (Дарвин - 59).
Имеется также совершенно иная группа психогенных соматических расстройств, затрагивающих внутренние органы. Представители раннего психоанализа неоднократно пытались распространить понятие истерической конверсии на все формы психогенных соматических расстройств, включая также расстройства, относящиеся к внутренним органам. Согласно этой точке
зрения повышенное кровяное давление или желудочное кровотечение имеют символическое значение подобно конверсионным симптомам. Внимание не уделялось тому факту, что вегетативные органы регулируются вегетативной нервной системой, которая непосредственно не связана с мыслительными процессами. Символическое выражение психологического содержания существует только в сфере произвольных иннервации (речь) или экспрессивных движений (мимика лица, жестикуляция, смех, плач и т. д.). Возможно, румянец также можно включить в эту группу. Маловероятно, однако, что внутренние органы, к примеру печень, могут осуществлять символическое выражение идей. Но это не значит, что на них не может влиять эмоциональное напряжение, распространяющееся через кортико-тала-мические и вегетативные проводящие пути. Давно установлено, что эмоциональное воздействие может стимулировать или подавлять функционирование любого органа. После того как эмоциональное напряжение спадает, соматические функции возвращаются в нормальное состояние. Тогда же, когда эмоциональное стимулирование или подавление вегетативной функции становится хроническим и избыточным, мы объясняем это «органическим неврозом». Этот термин включает в себя так называемые функциональные расстройства внутренних органов, причиной которых отчасти являются нервные импульсы, возникающие в результате эмоциональных процессов, идущих где-то в корковой и подкорковой областях мозга.&heip;

На "Психосоматической медицине" Франца Александера лежит отпечаток личности его автора - профессионала и в психоанализе, и в медицине. В 1919 году, уже получив медицинское образование, он стал одним из первых студентов Берлинского психоаналитического института. Его первая книга, "Psychoanalyse der Gesamtpersoenlichkeit" (1927), развивавшая теорию Сверх-Я, удостоилась похвалы Фрейда. В 1932 году он участвовал в основании Чикагского психоаналитического института и стал его первым директором. Будучи харизматическим лидером, он привлек в Чикаго многих европейских психоаналитиков, в том числе Карен Хорни, которая получила должность помощника директора Института. Разделяя большинство положений Фрейда, Александер, тем не менее, критически относился к теории либидо и проявлял большую самостоятельность в разработке собственных концепций, а также поддерживал неортодоксальные идеи других психоаналитиков. В целом его позицию характеризуют как промежуточную между ортодоксальным фрейдизмом и неофрейдизмом. В истории психоанализа Александер выделяется особенным уважением к научному подходу и точным методам, и именно поэтому Чикагский психоаналитический институт, которым он бессменно руководил вплоть до 1956 года, был центром проведения многочисленных научных исследований роли эмоциональных расстройств при разнообразных заболеваниях. Хотя психосоматическое направление стало формироваться в медицине задолго до Александера, именно его работы сыграли решающую роль в признании эмоционального напряжения значимым фактором возникновения и развития соматических заболеваний.

Формирование психосоматики в 30-е годы ХХ века как самостоятельной научной дисциплины не было простым следствием вторжения психоанализа в соматическую медицину в процессе расширения сферы своего влияния, подобно тому, как он проник, например, в культурологию. Появление психосоматической медицины было предопределено, во-первых, нарастающим недовольством механистическим подходом, рассматривающим человека как простую сумму клеток и органов, и во-вторых, конвергенцией двух концепций, существовавших на протяжении всей истории медицины, - холистической и психогенной. Книга Александера обобщила опыт бурного развития психосоматики в первой половине ХХ века, и наиболее интересным в ней, несомненно, является концентрированное изложение методологии нового подхода к пониманию и лечению болезней.

Основой этой методологии, проходящей через всю книгу, является равноправное и "скоординированное использование соматических, то есть физиологических, анатомических, фармакологических, хирургических и диетических, методов и концепций, с одной стороны, и психологических методов и концепций - с другой", в котором Александер видит суть психосоматического подхода. Если сейчас область компетенции психосоматической медицины чаще всего ограничивают влиянием психологических факторов на возникновение и развитие непсихических заболеваний, то есть линией, идущей от психогенной концепции, то Александер был сторонником более широкого подхода, идущего от холистической концепции. Согласно этому подходу, психическое и соматическое в человеке неразрывно связаны друг с другом, и понимание причин болезней невозможно без совместного анализа этих двух уровней. Хотя холистический подход в настоящее время и не отвергается напрямую, он часто уходит из поля зрения как исследователей, так и врачей - вероятно, из-за сложности следования его методологии, требующей не только хорошего знания как психики, так и соматики, но и понимания их взаимосвязанного функционирования. Последнее трудно поддается формализации, необходимой в научном исследовании и в клинической практике, и легко ускользает из сферы научного анализа, особенно в условиях продолжающейся дифференциации и специализации отраслей медицины. В связи с этим значение книги Александера, в которой холистическая психосоматическая методология не только сформулирована и обоснована, но и проиллюстрирована многочисленными примерами ее конкретного применения, в наши дни, пожалуй, лишь возросло.

Предшественники и современники Александера описали множество различного рода корреляций между эмоциональной сферой и соматической патологией. Наиболее глубоко разработанной в этой области была теория специфических типов личности Фландерс Данбар. Эта исследовательница показала, что психологический портрет ("личностный профиль"), например больных, страдающих ишемической болезнью сердца, и больных, склонных к частым переломам и другим травмам, коренным образом различается. Однако, как и в любой другой области научного знания, статистическая корреляция дает лишь начальный материал для исследования механизмов явления. Александер, с большим уважением относящийся к Данбар и часто цитирующий ее работы, обращает внимание читателя на то, что корреляция между характером и предрасположенностью к заболеваниям совсем не обязательно раскрывает реальную цепь причинных связей. В частности, между характером и предрасположенностью к определенному заболеванию может находиться промежуточное звено - специфический образ жизни, к которому склонны люди с определенным характером: так, если они почему-либо склонны к профессиям с высоким уровнем ответственности, непосредственной причиной заболевания могут стать профессиональные стрессы, а не сами по себе свойства характера. Более того, психоаналитическое исследование может выявить один и тот же эмоциональный конфликт под покровом внешне совершенно различных типов личности, и именно этот конфликт, с точки зрения Александера, будет определять болезнь, к которой наиболее склонен индивид: например, "характерный эмоциональный паттерн астматика можно выявить у лиц с совершенно противоположными типами личности, защищающих себя от страха отделения с помощью различных эмоциональных механизмов". Таким образом, благодаря опоре на психоаналитический метод Александер не останавливается на обсуждении статистических корреляций между внешними показателями психического и соматического функционирования, имеющих весьма ограниченную ценность в отношении основной задачи - лечения больного, и идет значительно дальше, пытаясь - хотя и не всегда успешно - выявить глубинные механизмы патологии.

Теоретический фундамент данного руководства составляет главным образом теория психосоматической специфичности, или специфических конфликтов - наиболее известная концепция Александера. Согласно ей, тип соматического заболевания определяется типом неосознаваемого эмоционального конфликта. Александер исходит из того, что "каждой эмоциональной ситуации соответствует специфический синдром физических изменений, психосоматических реакций, такой, как смех, плач, покраснение, изменения в сердечном ритме, дыхании, и т.д.", и, более того, "эмоциональные воздействия могут стимулировать или подавлять работу любого органа". Психоаналитическое исследование выявляет у многих людей сохраняющееся в течение долгого времени неосознаваемое эмоциональное напряжение. Можно предположить, что в подобных случаях на протяжении длительного времени будут сохраняться и изменения в работе физиологических систем, приводя к нарушению их нормальной работы и в конечном итоге провоцируя развитие болезни. Причем, поскольку при различных психических состояниях наблюдаются различные физиологические сдвиги, то и результатом различных длительно сохраняющихся бессознательных эмоциональных состояний будут разные патологические процессы: повышенное кровяное давление - следствием подавленного гнева, дисфункции желудочно-кишечного тракта - следствием фрустрации зависимых наклонностей и т.д. Стремясь быть объективным исследователем, Александер признавал, что ключевые положения его теории требуют дополнительной проверки и обоснования. К сожалению, четкого экспериментального подтверждения теория специфических конфликтов так и не получила, в том числе в специально посвященных этому многочисленных исследованиях возглавлявшегося Александером института. Впрочем, она не была и опровергнута. Ее продолжают считать одной из ведущих психосоматических теорий.

Особенностью подхода Александера был упор на бессознательное эмоциональное напряжение, которое, с психоаналитической точки зрения, более патогенно, поскольку не может найти выход в сознательных действиях. Этим его подход отличается от непсихоаналитических, в том числе преобладавших в советской, да и преобладающих в современной российской медицине, в которых анализируется влияние лишь осознаваемых психических процессов, доступных непосредственному наблюдению и описанию. В другой плоскости противоположность подходу Александера представляет неспецифическая концепция. Согласно ей, возникновение и развитие патологии вызывается длительными состояниями стресса, однако конкретная форма патологических изменений зависит не от типа стресса, а от того, какие органы или системы у данного индивидуума более уязвимы. Критикуя специфическую концепцию, сторонники неспецифической концепции особо подчеркивают отсутствие полной корреляции между спецификой психосоматического заболевания и личностью больного. По-видимому, антагонизма между всеми этими концепциями нет: одни случаи могут больше соответствовать одной из них, другие - другой. Как уже отмечалось выше, неполное соответствие между заболеванием и внешними характеристиками личности легко объяснимо, если во внимание принимаются неосознаваемые конфликты, как это и предлагал Александер. Однако он отнюдь не делал фетиш из психических влияний, признавая большую роль соматических факторов. В частности, он отмечал, что типичные эмоциональные констелляции, характерные для определенной соматической болезни (например, язвы), можно встретить и у человека, у которого эта болезнь не развивается, из чего делал вывод, что наличие или отсутствие болезни зависит не только от эмоциональных, но также и от соматических факторов, еще недостаточно выявленных. Он оказался прав - в последние десятилетия убедительно показана важная роль не зависимых от психики генетических факторов в определении индивидуальной уязвимости физиологических систем.

Больше всего места в книге отдано применению психосоматического подхода и теории специфических конфликтов к конкретным болезням. Хотя Александер, исходя из холистического подхода, был против выделения отдельной группы психосоматических расстройств (в любом соматическом заболевании можно найти и соматические, и психические факторы!), круг рассматриваемых им болезней почти в точности совпадает с тем, что сейчас принято относить в эту группу На солидном клиническом материале, включающем собственные наблюдения, данные, полученные сотрудниками Чикагского психоаналитического института, и многочисленные данные других исследователей, он выстраивает для каждого заболевания хорошо продуманную схему психосоматического генеза. Приводимые истории болезней прекрасно иллюстрируют пути применения психоаналитического метода для выявления лежащих в основе расстройств скрытых эмоциональных конфликтов и лечения этих конфликтов, а в итоге - болезни в целом.

Излишний оптимизм и уверенность в своем подходе, похоже, подвели Александера - он часто без достаточных оснований считал уже достаточно хорошо понятыми механизмы заболеваний, в действительности мало проясненные и к настоящему времени. Из-за этого главы, посвященные конкретным заболеваниям, выглядят, несмотря на постоянную опору на клинический материал, несколько легковесными и проигрывают теоретической части в убедительности. Так, связь психогенного запора с анально-садистскими наклонностями, хотя и не вызовет сомнений у многих психоаналитически ориентированных специалистов, остальным вряд ли покажется доказанной в полной мере. Широко известная гипотеза Александера о роли подавленного гнева в формировании хронически повышенного кровяного давления в целом очень убедительна, однако даже она не имеет однозначного экспериментального подтверждения, и многие вопросы, связанные с ней, до сих пор не прояснены. С другими психосоматическими гипотезами дело обстоит отнюдь не лучше: хотя периодически сообщается о клинических данных, свидетельствующих в пользу той или иной из них, окончательные выводы делать все еще рано. Наконец, эффективность психоаналитического лечения психосоматических расстройств, по-видимому, преувеличивалась: по утверждениям современных специалистов, многие из психосоматических больных попросту не способны адекватно выражать свои эмоции, и поэтому классические психоаналитические техники зачастую не улучшают их состояние.

В то же время не стоит упускать из виду, что эти изъяны в книге Александера - следствие чрезвычайной сложности и слабой разработанности предмета. И понимание этого предмета за последние полвека, увы, продвинулось очень недалеко. Одна из причин этого заключается в том, что в большинстве исследований в области психосоматики необоснованно игнорируются методологические принципы, разработанные Александером. Это проявляется либо в сосредоточении только на одной стороне, соматической или психической, либо в ограничении анализа расчетом корреляций соматических и психологических показателей, на основе которых делаются лишь самые поверхностные заключения о причинных связях. Проведение масштабных "корреляционных" исследований сейчас - задача, доступная широкому кругу специалистов: имея данные клинических обследований пациентов, нужно лишь дополнить их "психологией" - подключить психологические "профили" личности, прорисованные одним из психометрических тестов, и затем рассчитать, как они связаны друг с другом. Психометрических тестов сейчас великое множество, методов статистического анализа тоже, причем и те и другие легко воплощаются в компьютерных программах; в итоге производительность исследователя, в сравнении с временами Александера, чудовищно возрастает. Однако, если описания механизмов психосоматической патологии, предлагавшиеся Александером, были зачастую слишком умозрительными, то корреляционные исследования, выхватывая лишь отдельные штрихи в сложнейшей картине психосоматических взаимодействий, зачастую вообще ничего не проясняют. Результатом является крайне слабый прогресс в понимании психосоматической природы болезней.

Нельзя не отметить, что Александер явно принимал желаемое за действительное, считая, что "лабораторная эра медицины", для которой был характерно сведение цели медицинских исследований к выявлению "все новых и новых деталей базовых физиологических и патологических процессов", уже завершилась. И напротив, отмеченная им "тенденция втискивать все большее и большее число заболеваний в этиологическую схему инфекции, где связь между патогенной причиной и патологическим эффектом кажется сравнительно простой", похоже, вовсе не собирается ослабевать: все новые и новые гипотезы о том, что то или иное заболевание - язва желудка, рак и т.п. - вызывается некоторым патогенным микроорганизмом, научная и прочая общественность встречает с неподдельным интересом. Одна из причин продолжающегося процветания "лабораторного подхода" связана с тем, что понимание физиологии человека за последние полвека возросло не только количественно, но и качественно. Раскрытие множества деталей физиологических механизмов на клеточном и молекулярном уровне послужило основой новых успехов фармакологии, а огромные прибыли фармацевтических концернов в свою очередь стали мощным фактором, поддерживающим физиологические исследования; сложился замкнутый круг. Эта мощная система, раскручивающаяся по принципу положительной обратной связи, в значительной мере определяет современное лицо "лабораторной" медицины.

Любопытно, что роль физиологических механизмов стала признаваться ведущей даже в этиологии и патогенезе психических заболеваний. К этому привел огромный прогресс в раскрытии механизмов передачи информации между клетками мозга и связанные с ним успехи в фармакологической коррекции психических нарушений. Необходимость в более широком, системном понимании болезни при этом не отрицается, напротив, иногда она даже возводится в догму, однако реальная ориентация и исследований, и медицинского образования, и организации медицины способствует этому очень мало. В результате очень многие исследователи и врачи фактически руководствуются принципом редукционизма - сведения явлений высшего порядка к низшим. Вместо рассмотрения здорового и больного организма как психосоматического единства, в котором важны и клеточные механизмы, и межличностные отношения, в которые включен индивид, - подхода, обоснованного и подробно разработанного Александером, - узкие специалисты пытаются решить все вопросы, не выходя за пределы своего излюбленного физиологического уровня. В то же время под знаменем холистического подхода чаще всего выдвигаются совершенно дилетантские идеи, нелепые в теоретическом отношении и неэффективные на практике, не имеющие ничего общего с подлинно научным подходом автора этой книги. Таким образом, наступление психосоматической эры, вопреки ожиданиям Александера, все еще откладывается.

Читателя, не связанного с медициной и физиологией, необходимо предупредить о том, что многие "соматические" детали предлагавшихся Александером гипотетических механизмов патогенеза, несомненно, в той или иной степени устарели. Даже такое, казалось бы, несложное явление, как язвообразование, понимается сегодня совсем иначе, чем во времена Александера, и вместо одного заболевания теперь выделяют порядка трех десятков типов пептических язв, различающихся по физиологическим механизмам возникновения и развития патологического процесса. Очень многое стало известно про гормональную регуляцию физиологических процессов, про иммунные процессы (играющие, в частности, важную роль при артрите), а прогресс в понимании механизмов наследственности и вовсе колоссален - стоит хотя бы вспомнить, что носитель генетического кода был установлен уже после появления этой книги! Впрочем, наиболее ценным в книге являются не описания гипотетических механизмов конкретных заболеваний, хотя и они заключают множество тонких наблюдений и вполне бесспорных выводов, а открывающаяся за ними методология проникновения в психосоматическую природу болезней.

Отец психосоматики Франц Габриэль Александер в книге «Психосоматическая медицина» детально и обстоятельно рассказывает о том, что заболевание возникает на стыке трех сфер – психологической, физиологической и социальной.

Психосоматика: Как это работает

По его мнению, ОБЩАЯ СХЕМА выглядит так. Встречаются два фактора. физиологический (ослабленный генетикой или условиями развития орган) и психологический (особенности личности, внутренние конфликты и привычный набор эмоций). А потом к ним приходит фактор социальный (неблагоприятная ситуация), и запускает реакцию. Можно сказать, звезды сошлись.

Самое любопытное здесь, что психологический фактор - тип исходного психоэмоционального конфликта - может отстоять от самой болезни далеко во времени.

То есть, «вначале было слово», а человек про него и знать не знал до тех пор, пока не случилось некое потрясение.

Получается, в каком-то смысле, что внутри каждого из нас есть эдакая бомба замедленного действия в виде двух факторов – ослабленного органа и «ядерного конфликта» (от слова «ядро, центр»).

Ядерный конфликт возникает, как правило, в детстве, в результате противостояния желаний и чувств ребенка и требований семьи . Вообще, самые сильные внутриличностные конфликты развиваются в условия зависимости, необходимой для выживания, которая и имеет место быть в детстве.

Ребенок получает от родителей некоторую установку, которая спокойно дремлет себе в бессознательном . Время спустя, длительный стресс накладывается на ранее полученную установку, от чего настоящие чувства подавляются, и появляется болезнь.

Давайте теперь «погадаем по Александеру» и попробуем разобраться какой «ядерный конфликт» стоит за тем или иным заболеванием. Я постараюсь быть краткой, настолько, насколько это возможно, ведь описание и изучение каждой группы заболеваний само по себе – бескрайний океан. Будем считать, что я покажу вам «карту планеты» со спутника.

КОЖНЫЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Кожа – одновременно и граница тела и орган чувств. Она – и то, что нас защищает, и то, чем мы вступаем в контакт. Через прикосновения мы можем передать любовь и нежность. Они же могут стать источником боли. Кожа краснеет при стыде, бледнеет и покрывается потом при страхе, сдавая нас, как плохой партизан.

Болезни кожи – это всегда проблемы с контактированием и границами .

Это всегда конфликтное послание «Прикоснись ко мне – не трогай меня».

Где-то в глубине может лежать подавленная и обращенная на себя злость к самым близким. К тем, кто, проявляя любовь, слишком сильно нарушали границы или наоборот, жестоко отвергали при желании приблизиться.

В качестве примера можно привести гиперопекающую маму, которая постоянно не только гладила и ласкала малыша, но и бесцеремонно распоряжалась его вещами и личным пространством в более взрослом возрасте.

Но, поскольку женщина была все время ласкова и ранима, злиться на нее было совершенно не возможно, потому что «она же мама, и все только для него делает». В моменты очередного нарушения границ подросток чувствовал злость и вину за эту злость одновременно. Осознать и выразить эти чувства не представлялось возможным. Но в такие моменты жизни нейродермит был особенно сильным.

Другой, полярный вариант – очень занятая мама. Она всегда рано уходила, и приходила, когда ребенок уже спал. Но, если малыш покрывался пятнышками и болячками, она оставалась дома и мазала его мазью, ласково прикасаясь теплыми руками…

ЖЕЛУДОЧНО-КИШЕЧНЫЕ И ПИЩЕВЫЕ РАССТРОЙСТВА

Помните фразу «живота своего не жалея»? Слова «живот» и «жизнь» идут рука об руку. Ребенок во время кормления получает не только молоко матери, но и тепло, внимание, заботу, ласку, удовольствие и успокоение.

Если мама кормит вовремя, ребенок чувствует себя любимым, защищенным, и жизнь ему нравится. Длительное чувство голода заставляет злиться, а потом с жадностью поглощать больше, чем нужно. Несвежая, несвоевременная, не любимая еда или слишком большое ее количество заставляют чувствовать отвращение, тошноту.

Вы только вдумайтесь, сколько чувств связано с едой! Спектр психосоматических болезней также огромен.

БУЛИМИЯ - ненасыщаемость, жадность к пище, как метафора огромнейшего недостатка любви и безопасности . «Ешь сейчас, сколько влезет, а то потом может и не быть» - как метафора тоски по любви и вниманию, редкого и недостаточного душевного контакта с родителями.

АНОРЕКСИЯ - отказ от еды как бунт, как крайний способ обратить на себя внимание . Голодовка как выражение злости и обиды. «Может, хоть так вы обратите на меня внимание, услышите, заметите меня. Именно меня, а не свои ожидания и дела!».

ЯЗВА ЖЕЛУДКА и двенадцатиперстной кишки – болезнь «людей западной цивилизации, живущих стремлениями и амбициями», бизнесменов и гиперответственных трудяг .

«Я упрям и независим настолько, что отрублю ветку на которой сижу, чтобы доказать, что смогу справиться со всеми трудностями самостоятельно. Я даже кормить себя буду сам. Собой».

На поверхности – честолюбие, активность, независимость, а в глубине – вытесненное стремление к любви и большая обида . Этот симптом говорит следующее «Когда-то давно я очень хотел вашей любви и заботы, но вы отвергли меня в моей слабости и замечали только тогда, когда я был самостоятельным. Я больше никогда не буду слабым. Я все смогу сам».

РЕСПИРАТОРНЫЕ РАССТРОЙСТВА

Надо ли что-то говорить о важности дыхания? Ровное и глубокое, оно ассоциируется со свободой, легкостью и удовлетворенностью. Тяжелое – с грузом переживаний, запретами, страхом. Остановленное – со злостью и возмущением. Вдох – это наполнение. Выдох – опустошение, расслабление. Естественным продолжением дыхания является речь.

П омните фразу «наступил на горло собственной песне»? У людей, лишающих себя «права голоса» часто возникают простуды с различными осложнениями.

А в основе бронхиальной астмы лежит конфликт между потребностью в любви и страхом отвержения. «Не надо подходить ко мне так близко, ты не даешь мне дышать. Но и далеко не отходи, я не смогу без тебя» - говорит ребенок слишком тревожной, опекающей и требовательной матери, которая не дает ребенку проявлять себя естественно, плакать там, где больно или обидно («Что ты плачешь, сейчас же успокойся!»), проявлять интерес там, где появляется что-то новое.

Потребность в любви и поддержке сильная, но подавляется, потому что грозит «удушением», злость также невозможна, так как грозит отвержением . Так и остается астматик где-то посередине, между вдохом и выдохом, из-за повышенных требований и ожиданий, не имея возможности расслабиться, испытывая приступы удушья.

СЕРДЕЧНО-СОСУДИСТЫЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ

«Сердце, тебе не хочется покоя…» напеваем мы, когда влюбляемся. «Сердечный человек» - говорим мы про добрых и милых. Они нам нравятся, эти душевные, всегда улыбающиеся люди. А еще мы говорим «глаза кровью налились от ярости», и избегаем тех, кто проявляет свое недовольство и открыто выражает зл ость.

В нашем мире быть «душкой» гораздо выгоднее, чем открыто выражать свои намерения, желания власти и контроля. «Девочки не злятся», «Мальчики должны уметь держать себя в руках». И они растут, и учатся выглядеть пристойно в глазах окружающих, быть милыми и сдержанными.

А как быть со злостью и возмущением? Если ребенка не научили выражать их конструктивно, цивилизованно защищать свои границы и уважать свои ценности, то он будет учиться подавлять злость, чтобы быть хорошим, приличным человеком. И чем сильнее будет пресс среды, тем выше поднимется столбик давления.

«Мне хочется быть тут главным, все контролировать и поставить вас на место. Я очень-очень зол, но это так не прилично. Я должен сохранить хорошее лицо. Поэтому я и сейчас вам улыбнусь», - скажет вам гипертоник. Не словами. Тонометром.

МЕТАБОЛИЧЕСКИЕ И ЭНДОКРИННЫЕ РАССТРОЙСТВА

Вы когда-нибудь замечали собственное развитие в момент самого развития? А есть ли у вас переживание того, как происходит насыщение или вы сталкиваетесь с его результатом в виде сытости?

Обменные процессы внутри организма происходят тихо и незаметно, являя нам лишь результат: изменение настроения и состояния, сонливость или бодрость, активность или вялость.

Обнаружение патологии обменных процессов – одна из сложнейших задач, ведь сам «обменный процесс» не болит. Иногда у человека вообще ничего не болит, и только по косвенным признакам можно определить, что что-то пошло не так. Наиболее распространенные заболевания этого спектра – сахарный диабет, гипо- и гиперфункция щитовидной железы. Психологические факторы, вызывающие их возникновение сильно отличаются друг от друга.

ГИПОТЕРИОЗ

Не могу удержаться от цитаты «Гормон щитовидной железы играет важную роль в процессе роста. Филогенетически он впервые появляется у земноводных, у которых выполняет функцию стимуляции метаморфоза.

Искусственное введение тироксина ускоряет переход саламандры от водного существования к земному, от жаберного дыхания к дыханию легкими. Эволюционный переход от водного существования к земному обусловлен развитием щитовидной железы». (Ф.Александер, «Психосоматическая медицина»)

Итак, Щитовидная железа – это орган, напрямую связанный с развитием. Гипотериоз проявляется внешне как утомляемость, вялость, ухудшение внимания и памяти. Попросту говоря, человек вдруг перестает проявлять активность. У него буквально «руки опускаются». Причиной этому может быть банальное разочарование, отказ от своей мечты. «Зачем напрягаться и вкладывать жизненные силы, если свои желания положены на алтарь чужих требований, норм и правил? Я объявляю сидячую забастовку».

ГИПЕРТЕРИОЗ

Щитовидная железа выглядит как щит. Потому так и называется.

Желание быть защищенным появляется в ситуации угрозы. Когда человеку страшно, у него учащенно бьется сердце, потеют ладошки, появляется двигательное возбуждение и ускоряется обмен веществ. Точно такое же действие на организм оказывает выброс тиреотропного гормона, который производит «щитовидка». Согласно психодинамическому подходу, гипертериоз может быть спровоцирован отсутствием защищенности, чувства безопасности в детстве и психическими травмами.

САХАРНЫЙ ДИАБЕТ

Буквально переводится как «истекание сахаром». Радость и удовольствие покидают тело, не удерживаясь в нем. Да и извне получить их в виде сладостей не представляется возможным. Что может привести к такой печальной картине? Печаль и может. А еще хронические стрессы и конфликты, пребывание в постоянном напряжении и переживание неуверенности в себе, в том, что можно быть любимым и нужным.

Голод, страх и чувство эмоциональной заброшенности. Вот те чувства, которые фоном всегда присутствуют в жизни диабетика. Совсем какая-то не сладкая жизнь получается.

БОЛЕЗНИ ОПОРНО-ДВИГАТЕЛЬНОГО АППАРАТА

Движение – жизнь. Бежать, прыгать, стремиться вперед, узнавать, шевелиться и действовать. Так проявляется в человеке энергия и силы. Нам нравятся активные взрослые. А вот дети вызывают раздражение. «Да сядь уже, не бегай, не вертись, успокойся. Стань удобным и послушным. Стань управляемым».

Скажите, что бы вы почувствовали, если бы на вас надели «смирительную рубашку»? Возмущение, гнев, злость на тех, кто посмел лишить вас свободы.

А что, если эти возмутительно ведущие себя люди – ваши любящие мама и папа? Как быть тогда?

Куда девать свои разрушительные импульсы?

Правильно, в физическую активность и постоянный контроль. Терпение и смирение снаружи, что бы ни происходило и подавленный гнев внутри – то, что может стать внутренней основой возникновения ревматоидного артрита .

АУТОИММУННЫЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Иммунитет призван защищать организм, уничтожая вредные микрообъекты, попадающие внутрь. Как же происходит, что собственные органы начинают восприниматься как нечто угрожающее, требующее подавления, уничтожения? Все просто. Вы, наверняка, знакомы с ошибочным делением эмоций на отрицательные и положительные. Радость, удовольствие, нежность – оставляем. От злости, отвращения, зависти – избавляемся. Но, друзья мои, так не бывает.

Эмоциональный фон, так же как и гормональный, у человека – един. Нельзя «удалить» одно, не изменив другого. Если есть Персона, значит, есть и Тень. Болезни этого спектра возникают, когда одной из собственных частей личности был вынесен суровый приговор – уничтожить .

Хочу предостеречь вас от мгновенного желания обвинить во всех своих бедах родителей. Поверьте, они воспитывали вас исходя из тех ресурсов, которые имели. И, если бы они умели воспитать вас лучше, они непременно сделали бы это. Но все сложилось так, как сложилось.опубликовано

©Наталья Емшанова

(22.01.1891, Бухарест - 8.03.1964, Палм Спрингс, США) - психоаналитик.

Биография. Сначала проводил работу по изучению физиологии мозга у Ф.Танга. Затем прошел учебный анализ у Э.Зиммеля. В 1932 г. эмигрировал в США. С 1932 по 1956 г. - руководитель Психоаналитического института в Чикаго. С 1952 г. профессор психиатрии университета Иллинойса. С 1956 г. - директор психиатрической клиники госпиталя Монт Синай в Лос-Анджелесе. Один из основателей журнала "Psychosomatic Medicine".

Исследования. Занимался проблемами психоаналитической теории неврозов, объясняя их возникновение нарушением самоконтроля, криминальной психологии. Один из начинателей психосоматической медицины. Выводил основные психосоматические заболевания из типичных человеческих конфликтов. Показал, что длительное эмоциональное напряжение связано с развитие таких заболеваний, как язва желудка, гипертония, астма, колит, артрит.

Сочинения. Psychoanalyse und Gesamtpersonlichkeit. 1928;

Der Verbrecher und seine Richter. 1929;

Roots of Crime. 1935;

Our Age of Unreason. 1942;

Psychosomatic Medicine. 1950;

The History of Psychiatry. 1966;

Psychosomatic Specifity. 1966

АЛЕКСАНДЕР ФРАНЦ

22.01.1891, Бухарест – 8.03.1964, Палм-Спрингс, США) – американский психоаналитик румынского происхождения. В 1932 г. эмигрировал в США. С 1932 по 1956 г. – руководитель Психоаналитического института в Чикаго. С 1952 г. – профессор психиатрии университета Иллинойса. С 1956 г. – директор психиатрической клиники госпиталя МонтСинай в Лос-Анджелесе. Один из основателей журнала Psychosomatic Medicine. Занимался проблемами психоаналитической теории неврозов, объясняя их возникновение нарушением самоконтроля, криминальной психологии. Он первым стал заниматься проблемами психосоматической медицины. Основные причины психосоматических заболеваний видел в типичных человеческих конфликтах. Показал, что длительное эмоциональное напряжение вызывает развитие таких заболеваний, как язва желудка, гипертония, астма, колит, артрит.